Поэтика балагана от Томаса Макгуэйна
Фото: Neva-room.ru |
Один из первых романов Макгуэйна «Шандарахнутое пианино» (1971) сразу принёс ему славу абсурдиста и чёрного юмориста. С обложки ехидно улыбается летучая мышь, ключ к пониманию романа на сюжетном, композиционном и идейном уровнях. Главный герой Николас Болэн ввязывается в сомнительный (и заведомо провальный) бизнес-проект по строительству башен для летучих мышей, чтобы они, охотясь на назойливых насекомых, избавили от них всю округу. Это отсылает к английскому выражению «на звоннице летучие мыши завелись», смысл которого ― протекшая крыша, развалившийся чердак, бардак в голове, хаос, неразбериха. Отсюда ― нелогичные повороты сюжета, надломленный синтаксис, непредсказуемые персонажи и язвительные шутки, тонко отражающие настроения эпохи.
Америка начала 70-х, уже убит президент Кеннеди, но ещё продолжается война во Вьетнаме, на смену не сбывшимся радужным надеждам 60-х пришёл бессмысленный культ потребления. О котором прямо, конечно, никто не скажет, но это не может не броситься в глаза: марки машин, бренды одежды и реклама сухих кукурузных завтраков могли бы быть обычными приметами времени, если бы не встречались буквально в каждом абзаце. Переводчик Максим Немцов скрупулёзно снабжает текст комментариями: где, когда и кем был основан очередной бренд, что дополнительно заостряет внимание на бесконечных бирках и ярлыках, за которыми, в конце концов, просто не видно людей.
Николас Болэн упрямо не хочет вписываться в этот странный мир. Он отказывается от карьеры юриста и вообще любой нормальной работы, неуклюже флиртует с дочкой миллионеров, пьёт пиво, путешествует от Монтаны до Флориды в самодельной повозке и, в общем, кажется, неплохо живёт. Да только фамилия Болэн указывает на неизбывную душевную боль (в оригинале герой носит ещё более красноречивую фамилию Payne). И хотя Болэна сравнивают с персонажами Пинчона и Беккета, он в чём-то похож на сэлинджеровского Колфилда, который вырос, утратил наивность и тягу к рефлексии, но по-прежнему не находит себе места в мире и поэтому не способен повзрослеть.
Фото: Snob.ru |
― Во что я верю? Я верю в счастье, контроль рождаемости, щедрость, быстрые машины, пиво «Курз», Мерла Хэггарда, дичь нагорий, дорогую оптику, шлемы для профессиональных боксеров, каноэ, скиффы и слупы, лошадей, не позволяющих, чтобы на них ездили, речи, произнесенные по принуждению; я верю в усталость металла и бессмертие остистой сосны. Я верю в Деву Марию и прочих того же разбора. <…> Я верю в груз апатии, коя есть исторически зафиксированное завещание политики. <…> Я верю, что лишь притворяясь тем, кто не ты, можно претендовать на освобождение от уз времени. В своих мертвых я верю больше, чем в твоих. Более того, credo in unum deum, я верую в единого Бога. Он где-то там. Он мой. И ума у него палата.
В расстроенной мелодике абсурдной болтовни слышатся нотки отчаяния, но лишь иногда: автор намеренно не позволяет ни себе, ни героям быть серьёзными. Блестящий юмор обеспечивает настоящее удовольствие от чтения этой на самом деле грустной книги. Помирать ― так с музыкой. Пусть даже на шандарахнутом пианино.