Фото: Literratura.org

Я очень хорошо помню, какую первую книжку я взял в школьной библиотеке. Это были «Детские и школьные годы Ильича» Анны Ульяновой. Я хорошо помню, какую книжку купил за свои первые деньги уже шестиклассником — сборник повестей и рассказов кабардинского писателя Хачима Теунова. Почему я об этом сейчас говорю? Потому что в молодые годы я читал всё, что написано буквами. Без различения — хорошее, плохое… И моя точка зрения — её необязательно считать верной, — что в молодости надо быть библиофагом, пожирателем всего письменного. Потом разберешься.

Конечно, с движением жизни моё чтение становилось все более и более избирательным. Когда-то давно, в 1980-е годы, еще молодым человеком я дружил с замечательным поэтом Давидом Самойловым. И однажды приезжал к нему в гости в Пярну, Эстонскую ССР, где у Давида Самойловича был дом. Мне было 20 с чем-то лет, а Самойлов состоял уже в ранге классика. Прошли годы, поэт скончался, были изданы его двухтомные дневники. И вот я читаю в этих дневниках о том, как мы с ним разговаривали, встречались... Там сказано: «Чупринина по-настоящему интересует только одно — литература. Всем прочим он интересуется тоже, но без остроты». И действительно, начиная со студенческих лет, я всё более и более сужаю поле своего чтения. Я перестал читать научно-популярные книжки, перестал читать книжки по истории и географии, школьником пытался читать Канта и Гегеля — перестал это делать. Я много что перестал читать, особенно когда стал профессиональным читателем.

По образованию я филолог, по профессиональной специализации — литературный критик, а по роду своих занятий — редактор, поэтому моё чтение делится на три категории. Одно чтение я называю принудительным: это те рукописи, которые я читаю как редактор литературного журнала. Что-то из того, что я прочитываю, мы публикуем, а большую часть не публикуем. Это работа. Иногда она доставляет удовольствие, но крайне редко: принудительное — оно и есть принудительное.

Однако, помимо того, что я редактор, я еще и автор, и у меня есть свои авторские интересы. Эти интересы последние годы всё больше и больше сдвигаются от современной литературы в область её истории. Знаете, как пишут в биографических словарях, через запятую: Пушкин — поэт, прозаик, драматург, историк, редактор журнала «Современник», переводчик… Вот что стоит первым? Раньше, если бы в биографическом словаре я писал статью о себе, начал бы её со слова «критик». Сейчас я бы начал её «историк литературы».

Последние полтора года я был занят одним своим старым, как сейчас выражаются, проектом. В 1988-1989 годах в издательстве «Московский рабочий» вышла составленная мною трехтомная антология «Оттепель. Страницы русской советской литературы. 1953-1968 годы». Там были стихи и проза, наиболее характерные для того исторического периода, но главное — был календарь событий: в таком-то году происходило то и то, были изданы такие-то произведения… Прошло 30 лет, я вернулся к этой идее. И сейчас в издательстве «Новое литературное обозрение» готовится к печати огромный том — в нем около 60 авторских листов, который называется «Оттепель: события». Он выстроен как хроника важнейших культурных событий этих 15 лет и построен на основе, в первую очередь, официальных документов и газетных сообщений, но главное и самое интересное — на основе дневников, писем, воспоминаний людей той прекрасной эпохи, которая была и прошла.

Поэтому последние полтора года я читал для себя, для интереса именно это — дневники, письма, живые свидетельства. И рекомендовать это я могу с чистой совестью только тем, кому интересна история отечественной культуры. Потому что там отражены события не только литературные, но и то, что происходило в мире театра, музыки, изобразительного искусства, кино, тогдашнего шоу-бизнеса — а он какой-то был, назывался «советская эстрада» — и даже Церкви. Я читал и продолжаю читать — книга в производстве, но я все равно буду доводить ее до ума, доделывать, уточнять, править, пополнять за счет того, что существует на бумаге, и того, что помещено в интернете.

Сайт «Прожито»

И первое, что я хотел бы порекомендовать — это большой ресурс, который называется Prozhito.org. Это группа молодых энтузиастов, которые собирают устную историю — так называют важный раздел современной исторической мысли о том, что одни документы мало что объясняют нам в прошедшем, важны еще и свидетельства, зафиксированные либо на бумаге, либо в устных рассказах. Этот ресурс представляет собой собрание дневников, начиная от дневников XVII века, кончая теми, в которых рассказывается, что происходило после последних выборов президента России. Я выбираю, разумеется, свой аспект, свой угол зрения — исторический период 1953-1968. Там есть и то, что ещё не стало, а, может быть, и не станет книгами. Конечно, главные «воспоминательные» документы я читал и раньше — «Новомирский дневник» Твардовского, «Записки об Анне Ахматовой» Лидии Корнеевны Чуковской… Так что для меня наиболее интересными оказались свидетельства обычных людей, которые просто рассказывали о том, что видели и что запомнили.

Нина Покровская, «Дневник русской женщины»

Например, я прочел дневники Нины Покровской, которая в эти годы работала заведующей отделом писем в журнале «Крокодил». Она что-то пишет и про «Крокодил», но самое интересное — про то, как она ходила по улицам, что продавалось в магазинах, о чем говорили люди во время праздников, как отмечалась Пасха, когда нельзя было этого делать. Нельзя было отмечать Пасху, но отмечали все: все красили яйца, все делали куличи, все поздравляли друг друга.

Там, в этих дневниках, дневниках простого человека, есть решительно всё. Даже то, как читали закрытый доклад Хрущева о культе личности Сталина на закрытом заседании XX съезда. Как они на это реагировали, как кто-то из начальства читал текст, в каких местах у него дрожал голос. Эти живейшие, колоритные детали — я их по традиции называю «клейкими листочками», — дают ощущение, что история — это не где-то там, а то, что происходит с нами и вокруг нас. Такого ощущения не дает ни один роман. Дневники велись с 1929 по 1967 год — целая эпоха.

Любовь Шапорина, «Дневник»

Еще горячо рекомендую двухтомник — он вышел несколько лет тому назад в издательстве «Новое литературное обозрение» — воспоминания Любови Шапориной, художницы, переводчицы с английского и французского языков, которая какое-то короткое время была женой композитора Юрия Шапорина. Она вела дневники с 1917 по 1967 год, начиная с Февральской революции и того, что было на улице в это время. Там, конечно, возникают и Ахматова, и Пастернак, и Шостакович, и многие другие. Но самое интересное — не великие люди, а образ и строй мысли рядового человека. Вроде бы он ничем не знаменит, но наше представление о XX веке так же невозможно без дневников Шапориной и без дневников Покровской, как и без дневников Твардовского или Пришвина. Вот почему я испытываю чувство огромной благодарности по отношению к тем, кто этим занимается, к тем, кто всё это собирает.

Журнал «Знамя», № 8 за 2018 год, «Памяти "Оттепели"»

Мое увлечение эпохой «оттепели» не могло не сказаться и на журнале, который я веду последние десятилетия. В прошедшем году мы выпустили восьмой номер, который называется «Памяти "Оттепели"». Там тоже воспоминания, стихи, рассказы, письма… Но особенно важно, что мы опросили замечательных людей, которые жили в те годы, — писателей в первую очередь, но не только, и возникли рубрики «Однажды в 50-е», «Однажды в 60-е» и отдельно «Однажды в 68-м», когда советские войска вошли в Чехословакию и начался новый исторический период. Воспоминаниями поделились актер Вениамин Смехов, филолог Мариэтта Чудакова, драматург Леонид Зорин, поэт Дмитрий Бобышев и многие-многие другие — несколько десятков человек с короткими и ясными свидетельствами о том времени. Рекомендую этот номер. Сейчас он продаётся в сетевом магазине «Лабиринт» как журнальная книжка, и её тоже можно поставить на полку.

Людмила Сергеева, «Жизнь оказалась длинной»

На протяжении нескольких лет — лет 10 — мы печатали мемуарные очерки Людмилы Георгиевны Сергеевой. Её, наверное, тоже можно назвать обычным человеком: филолог, всю жизнь проработала редактором, была сотрудником литературной консультации Союза писателей.

Но она рассказывает не об этом. Её книга называется «Жизнь оказалась длинной». Вы помните, что это начало известной цитаты из стихотворения Иосифа Бродского «Я входил вместо дикого зверя в клетку…» У Людмилы Георгиевны она оказалась не только длинной, но и чрезвычайно насыщенной, потому что еще совсем девочкой, в середине 50-х годов, она попала в круг тогдашнего андеграунда, культурного подполья, первых советских нонконформистов, там нашла своего мужа, переводчика и поэта Андрея Сергеева. Дальше — больше. Она познакомилась с Анной Андреевной Ахматовой — большой, интересный, содержательный очерк о ней, с Надеждой Яковлевной Мандельштам — еще одно бесценное свидетельство. В её жизнь и жизнь её мужа вошел Иосиф Бродский, который, когда приезжал в Москву, обычно останавливался у них, и их отношения были не как с человеком, которого ты видишь на сцене, на литературном вечере, в редакции, а как с человеком, который чистит зубы в той же ванной, что и ты, пьет чай на той же кухне, срывается, огорчается и так далее. Я не знаю других примеров человека, который обладал таким даром дружбы, как Людмила Сергеева, — это ведь особый талант.

И одновременно с Бродским совсем другой круг — круг Андрея Синявского: вся история с «преступными» публикациями за рубежом, суд, арест, лагерь — это проходило тоже через неё. Это еще и очень хорошо написано. Знаете, есть пародии на мемуары, принадлежащие перу, кажется, Корнея Чуковского, — «Мои воспоминания о Льве Толстом». «С Львом Толстым я никогда не встречался. Это произошло так. Я родился в мелкопоместной семье…» — и дальше длиннейшая история о себе, а о ком же ещё! Здесь же очень мало самой Людмилы Сергеевой, она не пытается показаться равной своим великим собеседникам, но она хочет быть — и ей это удалось — их другом, человеком, перед которым многие из них открывались так, как они не открывались в другом обществе. Я думаю, что если бы Бродский встречался с Синявским — а он не встречался, то они, наверное, говорили бы о другом, не о том, о чем говорили с Людмилой Сергеевой каждый порознь. Это сообщает особенный объем и их образам, и всей эпохе в целом.

Книги братьев Стругацких, Рэя Бредбери, Артура Чарльза Кларка

Я говорил, что у меня три разряда чтения. Третий — чтение для отдыха, чтобы развлечься. На пляже, в гамаке, перед сном. Необременительное, досуговое чтение. Я, честно говоря, с подозрением отношусь к людям, которые читают только книги высшего литературного качества, ходят только в оперу, любят только Рафаэля. Мне гораздо ближе Дмитрий Дмитриевич Шостакович, который, по воспоминаниям, когда у него собирались гости, обожал играть собачью полечку, а отнюдь не свои фортепьянные концерты. Делу время, потехе час.

Есть люди, которые читают детективы. Например, Ахматова для отдыха читала детективы на английском языке: хороших русских детективов не было. Я детективы не люблю, я читал фантастику. Стругацкие, Брэдбери, Кларк… Особенно англо-американскую и русскую фантастику. Правда, признаюсь, в прошлом году у меня уже как-то не получалось это читать — увы, но круг чтения еще более сузился.

Владимир Новиков, «Любовь лингвиста», «День рождения мысли»

Поэтому не для дела, а для чистого удовольствия я хотел бы порекомендовать книгу моего коллеги и друга Владимира Новикова. Это профессор МГУ, он преподает на кафедре литературно-художественной критики и публицистики факультета журналистики, автор десятка историко-литературных трудов и биографических книг о Владимире Высоцком, о Блоке, даже о Пушкине.

Но я читаю книжку, вышедшую несколько месяцев тому назад, называется «Любовь лингвиста». Это автобиографический роман, конечно, но не в буквальном смысле, так как Владимир Иванович придумал, что его автор не литературовед, а лингвист, у которого разворачивается своя жизнь, на автора не похожая, с женой, семьей, возлюбленной, с любовным треугольником, с какими-то встречами. Но главное содержание и наполнение этого романа — то, что его герой думает и о чём он думает. А думает он, идя по улице, как полагается филологу, о Тынянове, о «формальной школе», о том, прав или не прав был Соссюр. Это не только его образ мысли, но и образ его жизни! Герой романа, как и я в описании Самойлова, интересуется и всем остальным, но без остроты. Наверное, в «Любови лингвиста» что-то для себя найдут любители love story, но меня давно не интересует сюжет. Какая разница, поженятся персонажи или разбегутся! Я легко пробегаю глазами истории, связанные с любовными, семейными, бытовыми отношениями, и буквально впиваюсь глазами вот именно что в рассуждения. Считается, что, читая в школе «Войну и мир» Льва Толстого, девочки выбирают страницы, где про любовь, мальчики — про Наполеона и Кутузова, и все старшеклассники дружно перелистывают философско-исторические отступления. Вот я тот самый человек, который сейчас читает не про Наташу Ростову и то, как у неё складываются отношения с Пьером Безуховым, а про то, что сам Лев Николаевич думал о жизни.

Этот роман вышел в начале 2018 года, а в третьем номере журнала «Новый мир» за тот же год были опубликованы главы из книги Новикова «День рождения мысли». Он приурочил её к своему семидесятилетию. Роман имеет подзаголовок «Тестаментальный дискурс». Тестамент — это завещание или завет. В преамбуле автор говорит о том, что уже вступил в возраст, когда трудно начинать новое дело, новый проект, когда хочется взглянуть на то, чем занимался полвека, на всё, что надумал, что для него заветно и что хотел бы передать читателю как завещание. Это короткие записи о литературе, филологии, гуманитарной мысли, о том, какими видятся XX и XXI века человеку с таким образованием.

Блоги и социальные сети

Сейчас люди делятся на две важные части — на тех, кто участвуют в социальных сетях, и тех, кто не участвует. Я вот в них не по возрасту активно участвую, пишу и еще больше читаю. Другое дело, что к социальным сетям надо относиться разумно, прагматично и, может быть, своекорыстно.

Мои отношения с интернетом начались ещё с эпохи «Живого Журнала». Я тогда выпускал серию справочников по современной русской литературе. Когда их готовил, возникало много вопросов, потому что информационное освещение того, что происходит в литературе, сейчас очень плохое. То есть никакое. Вот я и воспользовался «Живым Журналом» как местом, где можно задавать вопросы, уточнить факты, и мне отвечали. Так появилось несколько книжек.

Когда проект завершился, на несколько лет исчез из социальных сетей, потом вернулся. И мало-помалу сложилась книга, которая называется «Вот жизнь моя: фейсбучный роман». Она состоит из сотен моих по преимуществу мемуарных новелл о разных людях, разных событиях, равно как из рассуждений и заметок старого библиофага.

Я горячо рекомендую всем, кто любит читать, следить за тем, что происходит в социальных сетях. Только надо правильно выстроить себе френдленту: читать только о том, что тебе интересно, а не всякий мусор. Для меня Фейсбук — во-первых, новостная лента, потому что о событиях в современной литературе и российской культуре часто можно узнать только оттуда, а, во-вторых, там уже рождаются и события собственно литературы.

Например, возьмём Дениса Драгунского. Он родился знаменитым, потому что его отец Виктор Драгунский написал книжку «Денискины рассказы», которые почти все читали в детстве. Потом он получил классическое образование и стал специалистом по античной литературе, преподавал. Затем, когда началась «перестройка», занялся политикой, выпускал газету «Союза правых сил», писал публицистические статьи. Это вторая жизнь Дениса Драгунского. А потом он вошёл в социальные сети, и началась его третья жизнь. Ему было уже около 60 лет, когда он опубликовал там свой первый рассказ. Сейчас у него уже около 20 книг, из них несколько романов. Но он, что важно, и сейчас не уходит из социальных сетей, едва ли не каждый день размещая по новому короткому и ясному рассказу — как правило, о любви.

Иногда бывает и так, что я вижу, как совершенно неизвестный мне молодой человек публикует в Фейсбуке какие-то истории — то ли это рассказы, то ли дневниковые записи, то ли ещё что-то… И я говорю одному из лучших современных прозаиков Леониду Абрамовичу Юзефовичу: «Знаете, вот есть такой парнишка из Перми, читаю его, так интересно!» «Да!!! Да!!! — говорит он. — Я тоже его для себя открыл!!!» И вот итог — сначала приметная журнальная публикация, а потом… Несколько дней тому назад журнал «Знамя» вручал литературные премии за 2018 год, и одну из них мы дали Павлу Селукову — вот этому самому парнишке из Перми. Узнал бы я о его существовании без Фейсбука? Вряд ли.

Подготовила Лилия Акбашева