Читалка математика Григория Чечкина: шведские детективы, Кавказские войны, русские романы

Григорий Чечкин. Фото: Mathnet.ru

Хотя в детстве я читал мало, все «базовые» книги, конечно, осилил: Жюля Верна, Майна Рида… Но читал долго. Например, «Детей капитана Гранта» я читал год. Книга шла тяжело, потому что там много сюжетных линий, всяких технических деталей. Я, в общем-то, до сих пор медленно читаю — 25 страниц в час, осознаю, что это совсем мало и смешно. Зато я понимаю и запоминаю, что читаю!

В школьные годы я тоже читал «базовые» вещи, правда, не все. Например, «Мертвые души» дались тяжело, их я осилил до конца только в прошлом году. Зато прекрасно дался роман «Преступление и наказание». Это была моя книга! Я ее с удовольствием проглотил дней за пять. Потом прочитал и все остальное у Достоевского — «Братьев Карамазовых», «Идиота», рассказы… Толстой шел тяжело. Я потом, конечно, понял, что «Война и мир» рассчитана вовсе не на детский мозг и все вторые и третьи смысловые планы совершенно не воспринимаются школьниками. Особенно вспоминается наивный вопрос: «Что тебе больше нравится — война или мир?»

В студенческие годы прочитал «Мастера и Маргариту» (даже выписывал некоторые цитаты оттуда) — сейчас она в школьной программе, но в мое время это было не так. Но читал с исследовательской точки зрения. У нас была общественная деятельность — дежурство добровольной народной дружины (ДНД). Мехмат дежурил на Патриарших прудах, мы должны были какое-то время там ходить, смотреть за порядком, ну, а потом, когда это время кончалось, исследовали старую Москву, в частности, ходили в подъезд, где была знаменитая квартира на Садовой. Оказалось, что там все стены вдоль лестницы были исписаны цитатами из Булгакова. Это меня сильно удивило, почти все цитаты, которые я выписал, были на стенах.

Я прочитал много американской литературы, например, Артура Хейли. Читалось очень легко, особенно знаменитые «Отель», «Аэропорт»… А потом я понял, что, в общем-то, у него все произведения довольно одинаковы. Прекрасно пошел Сэлинджер, «Над пропастью во ржи» — это взросление человека, потеря иллюзий очень красиво легли на студенческие годы. Читал также Драйзера, «Мартовские иды» Торнтона Уайлдера. Мне тогда было интересно все, что связано с Древним миром, особенно с великими людьми и последними днями Римской республики.

Потом я начал работать, довольно рано женился, у меня стало существенно меньше времени, и это сильно сказалось на чтении. Сейчас читаю я только в дороге: у меня трое детей, четверо внуков — семейных дел очень много. Слава Богу, сейчас появились смартфоны с электронными книгами, с которых можно читать даже при давке в метро. Стал слушать много аудиокниг. Были годы, когда я работал в Норвегии. Проезжая в Норвегию через Финляндию, пересекаешь ее всю, с юга на север. У Арто Паасилинны есть потрясающие произведения, и они идеальным образом привязаны к Финляндии! Едешь и понимаешь: это происходило вот здесь, вот лес, который там описан. И я столько слушал в дороге!

Сейчас я много летаю читать лекции в наши филиалы. Дороги длинные, полет длится два-три, иногда четыре часа, а уж если с пересадками… для чтения это очень хорошо. Когда устаешь, читаешь что-нибудь попроще, какие-нибудь детективы. Очень приятные и легонькие — Бориса Акунина. У него я прочитал все! Иногда читаю совсем простенькие, женские детективы Татьяны Устиновой: жена читает, я у нее и подхватил.

Сейчас, кстати, читаю серию очень интересных шведских детективов Ларса Кеплера, которые мне посоветовал мой друг из Норвегии. Но это легкое чтение, для времени, когда сильно устаешь.

Захар Прилепин,«Патологии»

Теперь некоторые вещи мне стали советовать дети. Не просто советовать, а дарить. В частности, моя дочь Александра мне дарит не то, что нравится ей, а то, что, по ее мнению, должно понравиться мне. Она и дала мне Захара Прилепина. Я, честно говоря, совершенно не ожидал такого пронзительного и очень глубокого произведения, связанного с Чеченской войной. Я прочитал книгу с большим удовольствием. Этот роман запал мне глубоко в душу, потому что я очень хорошо помню эти обе войны. Это было тяжелейшее испытание для нашей Родины, сильнейшее и по трагизму, и по героизму. Притом я уверен, что огромный героизм проявили и сами чеченцы. 

Курбан Саид, «Али и Нино»

Еще одна книга, которую посоветовала моя дочка. Оказалась знаковой вещью. Это роман удивительной судьбы. Он был впервые напечатан в 1930-х, на немецком языке в Вене, в 1970-х издан в США и только после этого стал известен. На русском издан совсем недавно.

Пока я читал, меня не покидало удивительное ощущение, что роман написан только что. Эти чуть натянутые отношения русских и азербайджанцев… Ну, разве они были в то время?! Главный конфликт происходил между азербайджанцами и армянами, и он очень хорошо показывается в романе. Конечно, межнациональные конфликты — тяжелейшая вещь, особенно когда их подогревают искусственно. Мало того, даже слова похожи на те, которые говорятся сейчас или говорились в 90-е! Но нет, книга действительно написана в 1930-х. Можно, конечно, рассуждать о специальном подборе слов при переводе — я не читал ни на немецком, ни на азербайджанском.

Самое интересное: все, что там описано, я обошел! Знаменитые дореволюционные дачи в Мардакянах, Баку — старый и Черный город… Очень приятно читать произведение и осматривать места, описанные в книге.

Александр Криницын, «Сюжетология романов Ф. М. Достоевского», Владимир Коровин, «Книга Иова в русской поэзии XVIII — первой половины XIXвека»

С тех пор, как мне стало понятно, что люди делятся на гуманитариев и естественников и что мой путь — что-то более строгое, техническое, я гуманитариев невзлюбил. Когда-то я считал, что гуманитарий — это человек, который разбирается в поэзии, хорошо знает литературу и искусство, а потом у меня возникло впечатление, что кто не знает таблицу умножения, тот и считает себя гуманитарием. Такое ощущение было до тех пор, пока я не стал ездить на выездные вступительные экзамены в 90-е годы. Экзаменационная команда состояла из математиков и филологов, и тут я обнаружил, что вопрос совершенно не в гуманитариях как таковых — вопрос в образовании. В МГУ профессионалы все — филологи, философы, химики, математики… Я просто влюбился в людей, занимающихся филологией, понял, насколько они все глубокие и разносторонние, дают фору некоторым технарям во многом, в том числе в понимании жизни. Это впечатление усилилось сейчас, когда мы стали ездить в филиалы МГУ в Астане, Баку, Душанбе …

Александр Криницын и Владимир Коровин — двое моих коллег и друзей с филфака. Очень перспективные молодые ученые. Я попросил их подарить мне свои монографии.

Криницын — специалист по Достоевскому. Я с таким удовольствием прочитал его диссертацию! Мало того — мы с ним еще спорили! И, кстати, недоспорили. Как приятно было обсуждать Достоевского с ним — глубоким специалистом! Я, правда, иногда не соглашался с его исследовательскими тезисами и выводами.

А Коровин — специалист по поэзии XVIII— начала XIX веков. Книга, которую он мне подарил, была про образ святого Иова в допушкинской поэзии. Тоже очень интересно! Здесь я уже спорить не мог, потому что в этом вопросе неграмотен, но, тем не менее, прочитал с огромным удовольствием! Мы в Баку сели обсуждать монографию около девяти часов вечера, и он без четверти восемь утром побросал вещи в чемодан и побежал на автобус в аэропорт. Я слушал его не прерывая. Если вы прочтете Коровина, удивитесь, сколько он знает. По-моему, уникальный человек.

Младший сын, которому 15 лет, сказал: «Папа, хватит читать всякую ерунду!» — и подарил мне книгу «Оно» Стивена Кинга. Я пока на нее с ужасом смотрю, потому что она очень толстая, а я с детства не люблю толстые книги (вспоминаю «Детей капитана Гранта»). Не знаю, понравится ли… Но думаю, что в конце концов прочитаю ее.

Подготовила Лилия Акбашева