Читалка искусствоведа Михаила Макарова: книги о религии, архитектуре, истории еды и приключениях
Уильям Голдинг, «Шпиль»
Наверное, это самое глубокое произведение из небольшого числа художественных книг, которое я прочитал за последнее время: по роду службы приходится много работать со специальной литературой.
Мы все читаем «Повелителя мух» — самое известное произведение Голдинга, а «Шпиль» как-то обходим стороной. Если в «Повелителе мух» перед нами современное автору общество, то здесь речь скорее о внутреннем мире человека. Я преподаю семиотику архитектуры, и меня, наверно, привлекло само название.
Действие происходит в Средние века. Настоятель решает построить новый шпиль над средокрестием собора. Пишет вышестоящей власти о своем желании и приглашает каменщиков — тогда еще не было слова «архитектор» — которые говорят ему, что собор не выдержит шпиля, обрушится. Несмотря на предостережение, настоятель считает, что его дело поддерживает Господь. Человек настолько увлекается идеей о шпиле, что со временем она превращается в манию, которая сводит героя с ума. Постепенно мы понимаем, что стремление угодить Богу — только прикрытие, а на самом деле им движет честолюбие, грех, которого он не осознает.
Нужно сказать, что собор — это долгострой: его возводили годами, десятилетиями, иногда веками. Строили с восточной части, от алтаря, чтобы как можно скорее начать совершать богослужения, а остальные части возводили постепенно. Собор — общая ответственность всего средневекового города, поэтому в него вкладывают максимум, ничего не жалеют, собирают специальные налоги. Каждый настоятель пытается сделать личный вклад в дело общины.
Почему книга так запала мне в душу? Голдинг совершенно мастерски — наверное, это верх его дарования — изображает, как реальность незаметно сменяется грезами и грезы — реальностью. Персонажи ходят по собору (основное действие происходит там), молятся, общаются с крестьянами и каменщиками, и мы слабо различаем, мерещится ли это героям или происходит в действительности. Мне было интересно следить, как люди постоянно переходят из одного придела в другой, из капеллы в центральный неф. Я как профессионал понимаю, где они находятся, но там столько архитектурных терминов, что не всякий разберётся.
Повествование идет сначала медленно и вязко, а буквально в последние пять страниц все переворачивается вверх дном. Когда заканчиваешь читать хорошую книгу, ты ее захлопываешь, смотришь в одну точку и думаешь, как выйти из этого состояния. Так у меня произошло и со «Шпилем».
Эмили Коул, «Архитектура в деталях. Путеводитель по стилям и эпохам мировой архитектуры»
Эту книгу я купил ее еще до ковида в галерее Тейт в Лондоне, а потом студенты принесли мне русский перевод. Перед нами визуальный гид по архитектуре за две тысячи лет. Вкратце изложена история классической западноевропейской архитектуры до модерна XIX века, но упоминают также Египет, Месопотамию, Индию, Китай. Русская архитектура на западноевропейскую не повлияла никак, а вот исламская и византийская повлияли.
Книга потрясает графикой: очень тонко, красиво нарисовано, как гравюра. Даются конкретные примеры зданий каждого стиля, а в последней части представлены изображения деталей — крыш, колонн, дверей, окон. Специалисты собрали зарисовки архитектуры, которые делали французские, английские, немецкие ученые и художники XVIII-XIX веков, и оформили в едином стиле.
Издание, конечно, недешевое, но с такой графикой не может быть по-другому. Более наглядного, со вкусом оформленного путеводителя по классической архитектуре вы, пожалуй, не найдёте.
Массимо Монтанари, «Голод и изобилие. История питания в Европе»
По первому образованию я лингвист-итальянист, поэтому читаю много всего итальянского. Эту книгу случайно нашел в лавке «У Кентавра» при РГГУ — удивительно, как она мне не попадалась раньше.
Массимо Монтанари начинает историю от Рима, Греции — колыбели европейской цивилизации — и доходит до XIX — начала XX века. Это глобальное исследование о том, как разные сферы общества — допустим, политика и религия — влияют на вкус, еду, и наоборот, как еда влияет на общество.
Приведу конкретный пример. Реформация в XVI веке породила новый интерес к мясу, обанкротив многие рыбные производства и отодвинув их на второй план. Почему? Протестанты говорили, что Богу неважно, что мы едим — главное, что соблюдаем заповеди. А кухня тогдашней Европы была во многом построена на блюдах из рыбы, потому что треть года люди постились.
Или почему северные европейцы не любили оливковое масло? Итальянцы и испанцы поставляли им продукцию очень плохого качества, самое лучшее оставляли себе, и северяне думали, что оливковое масло невкусно само по себе.
Мы считаем макароны национальным продуктом Италии, но там они — такие, какие мы знаем, — появились лишь в XIX веке. До этого спагетти ели с сыром и оливковым маслом, к тому же руками. Макароны с томатами встречаются только в 1830-х годах: помидоры — американский продукт, и если бы не голод, они бы не прижились.
Кир Булычев, «Поселок»
«Поселок» я прочитал в первый раз в 25 лет, а недавно натолкнулся на эту повесть у друга на даче и решил перечитать.
Кир Булычев — наверное, самый известный советский фантаст после братьев Стругацких, а я очень люблю нашу фантастику. Книга начинается с будничного диалога между мамой и дочкой: вы думаете, что попали в деревенский дом, а оказывается, что это жилище на незнакомой планете.
Дело в том, что космический корабль потерпел крушение в инопланетных горах и при падении повредился аккумулятор. Нет ни тепла, ни связи — ничего. Люди решают идти через перевал, который видят перед собой, в итоге доходят до места, которое более-менее похоже на лес. Планета враждебная, растения и животные незнакомые, всё вокруг пытается тебя убить.
Группа основывает поселок и приспосабливается к новой жизни. Из 35 человек, которые прошли через перевал, в живых остаются только 18 плюс маленькие дети, которые родились уже здесь. Для взрослых это чужой мир, где нет ничего привычного (ни волков, ни грибов, о которых в начале говорят мама с дочкой), но они называют окружающие предметы «земными» именами, чтобы хоть как-то адаптироваться. А для детей планета — родной дом: они чувствуют себя как рыбы в воде и плохо понимают страхи родителей.
Однажды кто-то вспоминает, что на корабле осталась эвакуационная капсула с рацией, и у потерпевших крушение появляется надежда. Рождается целое противостояние: «за» и «против» опасного возвращения. Спустя многие годы люди все-таки решают пойти через перевал к кораблю. Дальше рассказывать не буду — читайте сами.
Подготовили Александра Егорова и Софья Полонская