Заключенные рассказали о том, какие читают книги

Проект реализовал литературный портал «Горький» совместно с ОВД-Инфо и Bookmate. 

Виктор Пелевин, «Чапаев и пустота»

Сергей Егоров, отбывал наказание с 1999 по 2007 год в разных колониях Липецкой области и в Елецкой тюрьме по статьям о краже и незаконном хранении оружия

Нахождение в неволе — дело нелегкое, и у человека, попавшего в эти обстоятельства, не так много радостей. Иметь доступ к литературе и время, чтобы читать, — это очень большое дело. Чтение в заключении играет огромную роль: как минимум у тебя есть возможность уйти хоть на миг от серой и мрачной реальности, погрузившись с головой в интересную книгу. Книга помогает не сойти с ума в одиночке. Огромное же значение в том, что хорошая литература помогает пристальнее всматриваться в себя, чтобы остаться человеком в непростых условиях неволи.

Находясь в заключении, я нашел время познакомиться с трудами многих писателей: заново открыл для себя Толстого, узнал творчество Набокова, познакомился тогда с Пелевиным. Некоторые вещи давались нелегко и не сразу. Читать я любил с детства, но, например, Достоевский мне не был понятен на воле, и только в тюрьме я полюбил его.

В девяностых годах прошлого века прилавки книжных магазинов были завалены книгами современных авторов. Найти что-то стоящее в такой куче было сложно, и я просто игнорировал эти книги, выбирая только хорошо известных мне авторов.

Гораздо позже, в начале нулевых, я находился в ПКТ (помещение камерного типа) одного из лагерей, и знакомый посоветовал мне прочесть роман Виктора Пелевина «Чапаев и пустота». Книга захватила меня с первых же страниц. Диалоги героев были просто поразительны: через сумасшествие сюжета прослеживалась ясность мысли, поиск пути как отдельного человека, так и страны в целом. Все это подано в форме гротеска, что ли, и через эти образы Пелевин передает свои мысли: поиск, надежда, философия, даже предсказывание каких-то событий с легкостью человека, которому дано это видеть. Если считать, что главный герой Пелевина бежит от реальности, то, возможно, и мой путь с начала девяностых тоже был побегом от реальности, попыткой ее сломать, найти верное направление. Но получилось как получилось, и путь я по-прежнему ищу.

Федор Достоевский, «Братья Карамазовы»

Эдуард Михайлов, отбыл 20 лет наказания в разных колониях Чувашской республики по бандитским делам девяностых

Я всю жизнь читаю — что попадется, то и читаю. В колониях хорошая литература, просто книжки сами древние, но много русской классики, советской, поэзия; Гоголь, Чехов, Толстой, Достоевский непременно, Пушкин очень почитаем среди осужденных. Современное — и Пелевин, и Сорокин — это когда освобождается кто-то, у него эти книжки остаются, и так потихоньку в библиотеку переходят. Народ в тюрьме в общем-то читающий: кто-то предпочитает фантастику, кто-то детективы, кто-то — религиозную литературу, но каждый что-то читает.

В основном читают в камерах, когда наказаны, — это либо штрафной изолятор, либо ПКТ. Это ситуация одиночества, полной изоляции, размышлений и погружения в себя — я в свое время там долго пробыл, и там очень хорошо читается. Каждую неделю приезжает библиотекарь, ему заказываешь книги. Я там на русских классиков перешел, и он по моей просьбе специально собирал и привозил, что было. Сначала перечитал Достоевского «Преступление и наказание», она в ПКТ была. Я эту книгу читал еще в школе, а когда перечитал уже взрослым, очень хорошо вспомнил, сравнил те школьные впечатления — и понял, что это материал не для школы, он для созревшего человека. Я тогда попросил библиотекаря, чтобы он мне еще Достоевского приносил, — и он приносил «Записки из мертвого дома», «Идиота». А «Братья Карамазовы» были, к сожалению, на руках, и ее все читали и читали, а я все хотел, потому что это большая книга. Только месяцев пять спустя библиотекарь мне ее принес, и я ее прочел дней за пять или за неделю, возвращался, какие-то главы перечитывал по новой.

Это, на мой взгляд, самый монументальный труд Достоевского, спустя два месяца после завершения этого романа он скончался, но, судя по роману и рассказам его супруги, должно было быть продолжение у этого романа. Это глубочайший роман, который раскрывает — действительно раскрывает — русскую душу. Никто так глубоко и ярко не описывал русского человека, как это сделал Достоевский, он очень хорошо это чувствовал — душу крайностей, смены эмоций, поведения. Вот Алеша Карамазов дал деньги бедному крестьянину на лечение его дочери — и крестьянин со слезами радости на глазах кланялся ему, благодарил его, а потом вдруг резко бросил эти деньги и сказал: «Не надо мне ничего! Я сам все сделаю!». И этот переход резкий, от унижения к гордости, от радости к гневу — вот это Достоевский, он умел это делать, и это очень ложится все на русскую душу. Я думаю, ни на одну культуру так не лягут эти сюжеты, не свойственны они ей — а нашей культуре свойственны.

Стивен Хокинг, «Краткая теория времени»

Роман Шорин, отбывал наказание с 2007 по 2013 год в колониях Санкт-Петербурга и Ленобласти

Я читал, чтобы отвлечься от настроения этого замкнутого, — там же все по-другому, другая жизнь, другие отношения между людьми. Свое общество, социум свой маленький, и воспринимается все по-другому — и люди тоже. А литература — это особый мир, где ты, пока читаешь, находишься. Дочитаешь — возвращаешься, но осадочек какой-то остается. Я читал постоянно, дочитывал, брал что-то новое. Все свободное время читал. Книга — это же набор печатных знаков, которые странным образом передают эмоции, и у человека, который читает, в голове появляется некая картинка. Это вопрос восприятия, и там оно более обостренное — кто-то сходство ищет со своей нелегкой судьбой, кто-то чему-то учится из книг. Я, когда читаю книги, всегда стараюсь учиться на чужих ошибках.

В лагере я читал «Краткую теорию времени» Стивена Хокинга. Там я в первый раз с ним познакомился, в первый раз услышал это имя. В библиотеке этих книг не было, я заказывал со свободы — единственное, что за все время заказал, правда, не сам, — мой приятель, бывший журналист, мне заказывал, сказал, что нужно прочитать. Хокинг — человек, который может популяризировать и без единой математической формулы объяснить квантовую механику; это уникально, конечно. И его способ общения — это вдвойне уникально, я таких примеров не знаю в истории. Меня потряс человек, который лишен всего человеческого, общается с миром одним пальцем — у него, видимо, настолько работает мозг, которому не нужно отвлекаться на другие нужды организма. Говорят же, что у слепых обостряются другие чувства, слышать начинают лучше, глухие — видят лучше. Я, прочитав, понял, насколько мы слабы и беззащитны, насколько наша наука не умеет оперировать бесконечно малыми и бесконечно большими величинами, из которых весь окружающий мир и состоит, — наша математика на это неспособна. Мы не знаем, что такое бесконечность, не знаем толком, что такое время, и Хокинг это раскидал на пальцах.

Джордж Оруэлл, «1984»

Денис Тимохин, отбывал наказание с 2014 по 2016 год в колонии в Тагиле по статье о покушении на мошенничество

У меня проблем с чтением не было — друзья выписывали журналы «Власть» и «Деньги», пресса поступала своевременно и без цензуры. Но я в библиотеку не ходил и книг не заказывал — у меня был доступ к многотысячной электронной библиотеке из-за специфики работы. Я работал в таком секретном подразделении, нарядка называется, в ней работают не сотрудники ФСИН, а зэки — и выполняют работу, которую из-за своей лени сотрудники ФСИН не способны и не хотят выполнять. Это учет прибывших, убывших, питания — вся статистика, все, чем дышит колония. Туда на флешке можно было занести хоть что, и у нас была библиотека.

На память две книги пришли, которые можно спроецировать на нашу реальность, причем одного автора, — «Скотный двор» и «1984». Я первый раз там читал — в колонии было особенно интересно проводить аналогии и параллели с нашей действительностью. Читал, когда перерывы были на работе в ночной смене: время есть, включаешь компьютер, загрузил на экране и читаешь. Там закрытый кабинет был, зайти в него нельзя, поэтому спокойно, никакого постороннего внимания не было, как дома практически. Особенно понравилось про мыслепреступления, про Министерство правды, которое искажало прошлое. Раз — и переписали все, цифры отредактировали. Прямо как сейчас все происходит абсолютно.

Я служил в органах безопасности, разошлись взгляды с руководством на справедливость, предложили сначала уйти, не согласился — тогда сделали дело о покушении на мошенничество и продавили через суд. Я с собой даже не сравнивал эти книги, у меня абсолютно сфальсифицированное дело — а с действующим режимом да, все то же самое. Наверное, в этом и был смысл книги — показать не какой-то утопический вариант, а приближенный к той действительности, в которой писатель задумал роман. В этом классика и заключается — эта литература актуальна во все времена, и в те, и в наши. Оруэлл написал, как это видел, — что хороший конец в принципе невозможен. Можно, конечно, предположить, что мог быть другой исход, но в современном мире вряд ли.

Борис Полевой, «Силуэты»

Владимир Тимошенко, отбывал наказание с 2010 по 2018 год по статьям о подготовке к теракту, незаконном изготовлении и обороте оружия, экстремизме в разных колониях

Очень сильно отличается нахождение в СИЗО и на зоне — в СИЗО люди еще неопределившиеся, стараются идти поперек системы, и это выражается и в литературе. На зоне намного проще: человек уже осужден, он понимает, что впереди у него срок, его надо отсидеть. Если нет работы и приходится жить на отряде, чаще всего у человека нет выбора, и он обращается к книге.

В СИЗО библиотеки небогатые — по первому кругу мне пришлось покататься, и там везде были небогатые библиотеки. Там в основном я брал легкую литературу — фантастика, фэнтези, потому что, когда начинаются следственные действия, суды, больше уделяешь внимания тому, чтобы контролировать весь этот процесс, и, чтобы мозг отдыхал, берешь такую легкую литературу.

Когда я уже находился в колонии, жена привозила мне книги. В передаче книгу сложно передать — передают в основном в посылках либо через комнату длительных свиданий. Каждый раз, когда жена приезжала на длительное свидание, я ей что-то заказывал, она привозила. А в библиотеке частенько брал советскую классику. Чтобы сейчас не говорили о периоде Советского Союза, литераторы того времени, не считая прогнувшихся под коммунистический режим, очень грамотно могли все излагать.

Я читал очерки Бориса Полевого, советского писателя: он описывает интересные моменты из жизни наших литераторов. В свое время литераторы были и очеркисты, и журналисты — прежде чем написать роман, человек работал много времени, общаясь с людьми, восполняя багаж знаний. У Полевого очень интересно это описано, период его становления как журналиста, как писателя. В свое время Полевой лично общался с Максимом Горьким. Еще когда Горький жил в Сорренто, он писал письма молодым журналистам с наставлениями, и все эти наставления актуальны и сейчас. Горький даже в то время до конца не признавал советскую власть, видел ее ограничения — потому он, наверное, и остался жить за границей, и умер там.

Кодзиро Сэридзава, «Книга о Боге», «Книга о человеке», «Книга о небе»

Елена Федорова, отбывала наказание с 2007 по 2018 год в женских колониях в Мордовии по статье об убийстве

Книга, которая на меня самое глобальное, неизгладимое впечатление произвела, — это трехтомник Кодзиро Сэридзавы, японского писателя. Японская культура сама по себе очень специфическая, авторы пишут совсем не так как российские. В одной из глав, например, он описывает, как в его собственном саду растет вишня, и тем самым дает читателю понять, как человек существует в обществе. У него очень метафоричная история получилась, японцы все пишут очень завуалированно. И книги Сэридзавы — это рассказ о его жизни, о том, как он достиг таких высот, как стал писателем, но в окантовке своей жизни он описывает все общество, все, что происходит в жизни, складывает в эту книгу.

Находясь в местах лишения свободы, начинаешь ценить жизнь, каждую прожитую минуту. И в этой книге говорится как раз о том, что нужно ценить жизнь во всех ее проявлениях. Книги Сэридзавы учат тому, что нужно любить и ценить жизнь. У него своеобразный взгляд на Бога, какая-то своя собственная религия, я бы так сказала. Я после прочтения приняла для себя некоторые религиозные решения; если на книгу с правильной точки зрения смотреть и углубляться в чтении, она очень религиозная, и у меня очень сильно после прочтения изменилось мировоззрение. В колонии она в библиотеке была, а сейчас я ее ищу и не могу найти, даже в интернете, — хочу купить и перечитать заново.

Вообще там у осужденных мало времени личного, я ее читала урывками: либо на мероприятиях, либо в какое-то личное свободное время, перед подготовкой ко сну, пятнадцать минут. Девочки там очень любят читать; как таковых развлечений нет, интернета нет, телевизор очень ограничен по времени, какие-то минуты можешь посмотреть этот телевизор. Единственное, что остается, — это чтение, но и на него в принципе времени почти не остается, потому что всё работа-работа-работа. В последнее время начали даже книги при обысках изымать с целью осмотра на предмет запрещенной литературы. И потом очень долго они находятся в оперативном отделе, потому что сотрудникам не хочется работать и просматривать книги.