«Варавва»: материал для библейских реконструкций

Эта автор времен Киплинга и Дойля легко «забивала» мэтров приключенческого и детективного жанров тиражами своих поверхностных и раздутых (по мнению критиков того времени) романов, полных теософии, эзотерики и романтических деталей. Ее «Скорбь сатаны», довольно поверхностное переложение фаусто-мефистофельских отношений в мелодраматическое русло, была экранизирована самим «отцом кинематографа» Дэвидом Гриффитом. Однако с 1926 года к наследию Марии Корелли никто из киношников не обращался, так что «Варавва» Емелина стала первой инсценировкой этого романа.

Впрочем, это не первая попытка рассказать о небезынтересном библейском персонаже, столь счастливо (для себя) избежавшем распятия. Самой яркой версией возможной судьбы евангельского разбойника стала адаптация в 1961 году романа шведского писателя Пера Лагерквиста «Варавва», предпринятая Ричардом Флейшером. Это была масштабная картина в жанре «пеплум» — эпическое полотно не менее двух часов продолжительности с умопомрачительными массовками, батальными сценами и свободным полетом исторической мысли. Тем не менее, в исполнении оскароносного Энтони Куинна Варавва выглядел живым, порочным и в то же время искренним человеком, в конце долгой жизни уверовавшим в Того, кто вместо него пошел на крест.

Примерно таким же (и даже зрительно похожим) предстает перед зрителями российский Варавва в исполнении Павла Крайнова. От полного неведения и небрежения к личности Спасителя он проходит сложный путь к Его принятию, погружаясь после спасения от казни не в разбой, а в эпицентр библейской истории. Варавва встречает одного из волхвов, тридцать три года назад одаривших младенца Христа щедрыми дарами — Мелхиора (Залим Мирзоев), который становится проводником и ангелом-хранителем как для вчерашнего убийцы, так и для зрителей.

Другим центральным персонажем оказывается вымышленная Юдифь Искариот (Регина Хакимова), сестра Иуды. Здесь и кроется главный нерв фильма: влюбленный в Юдифь Варавва постепенно узнает о коварстве и недобром сердце своей возлюбленной, деятельно участвовавшей в плане, разработанном Каиафой (Александр Лаптий), чтобы Иуда предал Христа. Евангелие не до конца описывает мотивы этого поступка, поэтому многие авторы пытались их реконструировать, то полностью оправдывая, то вновь обличая Искариота. Свою версию предлагают и Корелли-Емелин: у них Иуда предстает несколько наивным и пошедшим на поводу у хитрого первосвященника, который использовал братскую любовь апостола к Юдифи.

Интересно, что самого Христа в картине практически не показывают, а сыгравший Его актёр не указан в титрах. Тут видится как определённая традиция (вспомним «Бен Гур») плюс дань уважения к взглядам консервативных христиан, так и особенное погружение в мир главного героя. Ведь для Вараввы Христос поначалу был просто счастливым билетом на этот свет. Именно такого самодовольного и грубого убийцу показал в «Страстях Христовых» Мел Гибсон, и тем удивительнее наблюдать, как даже случайное столкновение с Богом исправляет судьбу человека, способного хоть немного чувствовать.

Чувствующим и думающим показан и Понтий Пилат в исполнении Константина Самоукова. Он искренне не хочет распинать Христа, с горечью умывает руки и не отдает воинам приказаний бить «невинного человека», как пишет ему в записке его жена Юстиция (Елена Подкаминская). Позже, в страшную субботнюю ночь, благородная супруга горько пророчествует о судьбе своего сильного, но не способного на подвиг мужа.

Отдельным персонажем фильма стал полуостров Крым, где снимали картину. Если вы не были в Иерусалиме, наверняка вам тоже покажется, что съемки проходили именно там. Ан нет — в Крыму, и здесь, благодаря в первую очередь работе оператора Андрея Дейнеко, произошло удивительное превращение таврических ландшафтов в израильские.

Вообще неудивительно, что именно фигура Вараввы, столь эпизодическая и необязательная, но в то же время имеющая в Библии имя и яркий образ, становится столь плодотворным материалом для измышлений и реконструкций. Начиная с того, что никакого Вараввы не было, как и обычая отпускать одного преступника на Пасху, и заканчивая столь подробными жизнеописаниями.

Варавва, был он или не был на самом деле, стал чем-то вроде стоппардовских Розенкранца и Гильденстерна — условной фигурой, принадлежащей одной большой истории, но удобно трансформирующейся в другую. «Варавва» же Евгения Емелина — это красочный, яркий и психологически достоверный рассказ о гордом и заблудившемся человеке, чье случайное — хотя о какой случайности мы можем говорить? — спасение тела послужило к спасению и души.

Однако для последнего герою понадобилось огромное душевное напряжение, смирение и самоотверженность, рожденная жаждой узнать, чтобы поверить в спасшего его Бога.