Читалка историка Зои Метлицкой: Англия от Средних веков до наших дней

Зоя Метлицкая. Фото: Mk.ru

Я люблю бумажные книги. То, что читаю по работе, однозначно хочу иметь в бумажном издании или распечатанном виде, потому что возможность читать с карандашом в руке и делать пометки незаменима. А что касается художественной литературы, все зависит от книжки. Детективы я закачиваю в маленькую электронную читалку, которую можно запихнуть в даже самую набитую сумку. Но английская литература у меня в книжках. То, что буду перечитывать, — тоже в книжках (а я люблю перечитывать хорошие книги). Бывает даже, что книжка, прочитанная в электронном виде, настолько нравится, что я ее покупаю в бумажном.

Художественную литературу я читаю в дороге. Я очень удобно живу, на Преображенской площади, и каждый день полчаса еду в университет и обратно по прямой. Можно спокойно сесть и залезть в книжку. То, что по работе, читаю дома. Художественную литературу стараюсь дома не доставать: достал, пять минут почитал, расслабился, а потом внезапно оказалось полпятого утра. Ну и дальние поездки на поезде, самолете — это все для художественной литературы.

Я покупаю книги чаще всего по советам. У нас с друзьями происходит взаимный обмен: я случайно наткнулась на что-то интересное — всем рассказала, они что-то прочитали — тоже поделились.

В свое время читала довольно много русской классики. Но, если честно, я больше люблю Англию. Когда я читаю, мне хочется уйти куда-то из мира, в котором я живу. Нет, я нормально воспринимаю нашу действительность, я не мизантроп и не из тех людей, которые говорят, что надо отсюда бежать; я настроена вполне оптимистично, но в книжке хочется как-то переключится. Может быть, если бы я жила в Англии, читала бы русскую классику.

Я человек очень неправильный, и книги у меня неправильные — в странном, подростковом наборе. Помимо научной литературы по моей специальности, я люблю хорошие детективы и сказки, которые условно можно назвать фэнтези.

Гилберт Кит Честертон, «Отец Браун», «Шар и крест»

Недавно я перечитала своего любимого Честертона. Истории про отца Брауна мне нравятся прежде всего потому, что Англия там английская-английская. Во-вторых, там прекрасный язык (я читаю на языке оригинала). В-третьих, отец Браун — просто симпатичный мне человек, очень достойный.

Какое-то время назад я смотрела сериал «Записки Пиквикского клуба» и увидела то, что не видела, пока читала Диккенса. Мистер Пиквик при том, что он такой смешной, нелепый, что автор над ним периодически издевается, на самом деле совершенно замечательный человек, потому что в любых ситуациях действует, сообразуясь с этикой. При том, что он абсолютно негероический персонаж. Можно вспомнить, например, ситуацию, когда его отправили за долги в тюрьму: он выказывает там немалое мужество. Отец Браун — персонаж из этой же серии. Это добрый священник, но совершенно трезвый, здравый.

И еще один момент, почему я люблю Честертона и его замечательную книгу «Шар и крест», это то, что часто его герой — живой человек в мире, где многим все равно. Я это для себя называю миром мыльных пузырей. Большую часть своей жизни я прожила в совке — будем называть вещи своими именами — и очень хорошо помню ощущение ужасной серости, в которую ты погружен и в которой невозможно ни жить, ни дышать. А сейчас это не серость — это нечто яркое, манящее, сверкающее. Сейчас дышать можно, но нет ничего определенного, настоящего, все может значить не то, что есть на самом деле. Очень часто у Честертона конфликт состоит в том, что здравомыслящий и хороший человек вынужден существовать в подобной ситуации.

В «Шаре и кресте» один шотландец, католик, вызывает на дуэль другого шотландца — убежденного атеиста, редактора и, по-моему, единственного сотрудника атеистического листка, за то, что тот напечатал и вывесил в витрине гнусную статью про Деву Марию: мол, это миф, вспомните Изиду и так далее. Поскольку у них нет шпаг, они утраивают драку. Их приводят в полицию. Там им говорят: «Вы же современные, нормальные, умные люди, ну, что за глупости! Да не все ли равно?! Давайте вы пожмете друг другу руки, выпьете, подпишите протокол, мы вас отпустим и даже штраф не возьмем». Маккиэн, католик, только что приехал из деревни в Лондон, испытывает такое отчаяние, что ему было бы лучше, если бы его посадили. Они выходят вместе из полицейского участка, и атеист говорит: «Ну так мы драться-то будем?» Они грабят какой-то антикварный магазин, утаскивают оттуда шпаги, а дальше бегут по всей Англии, потому что за ними гонится полиция. Весь роман — это их путешествие, которое они заканчивают в сумасшедшем доме. И в начале их своеобразного путешествия есть, по-моему, гениальная фраза. В какой-то момент атеист говорит своему оппоненту, что единственная реальность в этом мире — они двое: «Нынешняя цивилизация — сон. Мы с вами — реальны». 

Роберт Гэлбрейт, «Зов кукушки», «Шелкопряд», «На службе зла»

Недавно прочитала три детективных романа, написанные всем известной Джоан Роулинг под мужским псевдонимом. Сейчас в русском переводе вышел четвертый — «Смертельная белизна», я себе его скачала, собираюсь читать. Мне нравятся увлекательный сюжет и милый моему сердцу главный герой — социофоб, социопат и при этом частный детектив, да и вообще очень хороший человек. Параллельно основным детективным сюжетам у Роулинг развивается… не любовная, а скорее психологическая линия, в которой присутствует понятная многим девушкам дилемма. Есть человек, который тебя любит, вроде во всем хорош, совершенно прекрасен, но с ним скучно до сведения челюсти. И есть то, что тебе интересно — твоя работа, твои увлечения, то, что составляет суть жизни. А ему все это чуждо, если не неприятно. Получается любовный треугольник не столько между одной женщиной и двумя мужчинами, сколько между женщиной, мужчиной и неким внутренним призванием. Хотя, конечно, детективы в общем страшные. Например, в третьей книге есть ужасающие своей точностью монологи маньяка. 

Гай Гэвриел Кей, «Дорога в Сарантий», «Тигана»

Открыла для себя этого автора недавно, чисто случайно, хотя он уже давно известен. У этого канадского писателя очень любопытная биография: он, философ по образованию, карьеру начинал с того, что помогал Кристоферу Толкину разбирать черновики отца, которые занимали целый гараж.

В его первых романах, естественно, ощущается влияние Толкина, а потом он нашел свою нишу. Я бы даже не сказала, что это фэнтези, хотя там есть мистические элементы, но их не больше, чем в нашей жизни. Он берет определённый исторический период и реальный регион и создает… не совсем альтернативную историю, а что-то смешанное с исторической основой. Скажем, в «Дороге в Сарантий» это Византия времен Юстиниана или чуть позже. Италия, лангобарды — всего этого напрямую нет, но модель присутствует. Там нет христианства, автор создает свою религию Солнечного бога и его смертного сына плюс разные варианты язычества. На этом фоне разворачивается приключенческий и психологический сюжет.

Первая книга Кея, которую я читала, — «Тигана». Это про средневековую Италию, он даже где-то говорил, что имел в виду конкретно Тоскану, но не знаю, где он все это увидел в истории Тосканы. У него во всех романах присутствует тема, которая мне очень интересна, — выбор, который мы совершаем и то, как он влияет на историю мира. Автора, видимо, очень интересует тема предопределения и свободы воли. В первой книге Кея, «Хроники Фронавара», есть кельтские боги, верховное божество Великий Ткач — силы судьбы, плетущие историю, как гобелен, и есть Дикая Охота. Это, если говорить в общем, сила смерти, которая никому не подчиняется, действует независимо. Один из персонажей спрашивает у мага, зачем нужна Дикая Охота, и тот отвечает: чтобы не все было предопределено, чтобы в жизни присутствовал элемент случайности.

Эта книга ближе к классическому фэнтези, а остальные, как я уже говорила, — почти исторические. С одной стороны, они нравятся увлекательным сюжетом, с другой стороны, есть доля романтики, когда ты точно знаешь, что добро победит. 

Фото: Thousandwonders.net

Научная литература по истории английской Церкви

Я заканчивала кафедру Средних веков, занималась довольно долго ранней средневековой Англией. Но сейчас я, относительно недавно, года три назад, стала заниматься ученым дружеским кружком — «кембриджскими платониками». Это люди, которые жили в середине XVII века, поколение, родившееся в правление Якова I, пережившее в возрасте около 30 лет гражданские войны и Кромвеля, а потом еще довольно долго жившее после реставрации. Про них часто пишут, что в эти бурные времена они были людьми вне политики, хотя на самом деле это не вполне так. Когда начинала заниматься темой, думала, что условное название будет «Опыт внутренней эмиграции в Англии XVII века», но по мере того, как читаю научные труды, понимаю, что эти люди участвовали во всех дискуссиях своего времени. Да, они принципиально не вмешивались в политику, но все церковные и другие баталии не проходили мимо них.

Я постоянно что-то читаю для спецкурсов «История папства» и «История западной догматики». Понятно, что основной массив материала уже есть, но все время выискиваю что-то новое. К сожалению, с книжками по истории западного богословия беда, потому что они все конфессиональные, и приходится брать кусок из одного, кусок из другого, составляя нечто... не буду говорить объективное, но, скажем так, на уровне светской науки.

Сейчас в моём списке «книжек на каникулы» «Пиквикский клуб» Диккенса и его же книга, моя любимая «Наш общий друг». У меня уже приготовлены «Путешествия Гулливера» Свифта, потому что я очень люблю на лекциях приводить яркие примеры из литературы. Еще из любимых вещей, не полностью прочитанных, — Сельма Лагерлёф, очень интересный шведский автор. Многие знают ее книжку «Путешествие Нильса с дикими гусями», но у нас она, как и Гулливер, известна в «детской», сокращенной версии. А на самом деле это совсем другая история. Зимой я видела в магазине её четырехтомник, он был несусветно дорогой и не продавался по частям, но думаю, что в ближайшее время все-таки его приобрету.

Подготовила Лилия Акбашева