Вспоминаются слезы Петра. О священнике, совершившем последнее богослужение в Ипатьевском доме
 |
Арзамасские корни
Иван Сторожев был третьим ребенком и первым сыном в благочестивой семье, жившей в Арзамасе. К сожалению, глава семьи умер за два месяца до рождения мальчика. Его родители принадлежали к мещанскому сословию. Дед по отцу был очень уважаемым в городе человеком. Отец, Владимир Рувимович Сторожев, скорее всего, как пишет Капков, занимался торговлей. Главное, он был религиозным и очень благочестивым человеком. В семье сохранялась память о чуде, несомненно связанном с преподобным Серафимом. После безвременной кончины мужа, мать троих малолетних детей нашла работу в Свято-Дивеевском монастыре. Так с малых лет Иоанн оказался «под крылом» батюшки Серафима и особое расположение к нему сохранил до конца своих дней: уже будучи в Харбине, незадолго до смерти, к 140-летию принятия Прохором Мошниным монашества с именем Серафим, отец Иоанн аккуратно переписал и переплел акафист преподобному. Младшего сына отца Иоанна звали Серафим.
На юридическом поприще
По окончании гимназии и нижегородского Александровского дворянского института Иван Сторожев поступает на юридический факультет Киевского Университета святого Владимира, полный курс которого он заканчивает в 1903 году и поступает на государственную службу в Симферопольском окружном суде. С 1906 года, с повышениями по службе, живет в Нижнем Новгороде, служит в Нижегородском окружном суде. В 1906 году Иван Сторожев женится на Марии Дмитриевне Тихонравовой, одаренной девушке из обеспеченной интеллигентной семьи. Семья Тихонравовых была связана с либеральными кругами нижегородской интеллигенции, так родная сестра Марии Дмитриевны работала журналисткой под руководством Горького и была замужем за Станиславом-Альфонсом Гриневицким (двоюродным братом Игнатия Гриневицкого — убийцы Императора Александра II), личным другом Горького, причастным к разрушительному «освободительному» движению.
В 1909 году семья Сторожевых переезжает на Урал, и в январе 1912 года Иван Владимирович из обвинителей становится адвокатом, в связи с чем заново приносит присягу в верности Царю и собственной совести, с готовностью нести ответ перед Богом. Константин Геннадиевич Капков приводит текст присяги, и этот текст производит впечатление: стоит только задуматься о тогдашней близости катастрофы и о том, что такую же присягу приносили и все, кто оказывался на государственной службе. С начала 1912 года Иван Владимирович — присяжный поверенный Екатеринбургского окружного суда. Его карьера вполне складывается.
 |
Судьбоносное решение
Однако летом 1912 года успешный 35-летний адвокат переходит — в духовное сословие! 30 августа, в день престольного праздника, в Александро-Невском соборе Ново-Тихвинского монастыря Ивана Сторожева рукополагают во диакона, и уже 2 сентября, в Крестовой церкви Архиерейского дома — во иерея. Константин Геннадиевич Капков комментирует: «Надо сказать, что переходы в духовное сословие из мещан или дворян были крайне редки (а до середины XIX века вообще уникальны). Во-первых, церковно-служительские должности были в России фактически наследственными. <…> Во-вторых, эти должности были менее выгодны по сравнению со статской или военной службой. <…> Когда офицеры или чиновники рукополагались, это вызывало большой резонанс и приковывало к себе общественное внимание. Так было и с Иоанном Сторожевым».
Капков обращает внимание на то, что новопоставленный священник сразу получил должность Екатеринбургского уездного миссионера, а этого не могло случиться, если бы Сторожев не был всесторонне подготовлен. Религиозный с детства, отец Иоанн самостоятельно изучал богословие. Историк считает, что «Сторожевым руководили благородные мотивы и искреннее желание послужить Богу и ближним, чему способствовали религиозные впечатления, полученные им в детстве». К тому же отцу Иоанну Сторожеву была дорога идея народного просвещения. Капков демонстрирует это размышлением священника из его личной записной книжки начала 1920-х (т.е уже в Харбине): «Одно из главных несчастий нашей Родины есть темнота народа, невежество общества. Эта темнота и невежество оставляют без развития, без широкого полета удивительные дарования русского народа, его способность понимать все, отрекаться от мелочей жизни, жаждать правды и стремиться к ней...». Интересно, что в 1912 г. Екатеринбургский владыка, епископ Митрофан на прошение Сторожева дал согласие далеко не сразу, но вначале послал к молодому подвижнику кафедрального протоиерея — не отговорит ли, представив все невыгодные стороны священнического служения. Не отговорил.
Быстрый рост
Отец Иоанн Сторожев очень скоро получил широкую известность как вдохновенный проповедник. В Верх-Исетском народном доме Братством имени праведного Симеона Верхотурского были организованы лекции «для интеллигентной части населения». В октябре 1912 года первую их них — «В поисках цели и смысла жизни» — прочитал отец Иоанн. Слушателей было 1200 чел. Надо сказать, что до революции отец Сторожев дружил с одним из видных священников епархии, впоследствии принявшим мученическую кончину, отцом Николаем Буткиным (1882-1937), свидетельствовавшим, что отец Иоанн, будучи особенно чутким к стилю и форме, создавал своей беседой высокое настроение, привлекал сердца. «Успех отца Ивана был полный», — вспоминал отец Николай. Что же касается миссионерской деятельности (главным образом, среди старообрядцев, которыми был полон Урал), то Константин Геннадиевич Капков, основываясь на статьях отца Иоанна, пишет не только об интересе священника к миссионерству, но даже об «азарте».
В марте 1914 года владыка Митрофан был переведен на другую кафедру. Отец Иоанн постарался как можно сердечнее проводить владыку. Капков пишет просто: «Отцу Иоанну было за что благодарить владыку. Прямо перед уходом на новое место службы преосвященный Митрофан назначил священника Сторожева настоятелем и законоучителем Афанасьевской церкви при Екатеринбургском Уральском горном училище. По двум названным должностям он стал получать весьма приличное для новопоставленного священника жалованье от казны: 900 руб. в год».
Владыку Митрофана сменил епископ Серафим (Голубятников), но положение отца Иоанна не изменилось. Во время войны отец Сторожев становится настоятелем градо-Ирбитского Богоявленского собора (Ирбит — город в 204 км на восток от Екатеринбурга), а затем — благочинным градо-Ирбитских церквей. В июле 1916 года, при посещении Ирбита, владыка Серафим лично возложил на протоиерея Сторожева камилавку.
Капков пишет: «2 января 1917 года отец Иоанн становится настоятелем Екатерининского собора. Это была практически высшая точка карьеры епархиального женатого священника, путь к которой занял менее четырех с половиной лет».
 |
Сторожев о верности Царю
Читатель предуведомлен о том, что произойдет со священником. Тем горше думать об этом, когда знакомишься с его нелицемерным верноподданническим словом. Так, рассказывает Константин Геннадиевич Капков, в одной из проповедей 1913 года отец Иоанн сказал: «Рассеянные по необъятному лицу Земли Русской, погруженные в многоразличные заботы и попечения окружающей нас действительности, мы порой как бы теряем всю полноту и силу сознания своего единства, как бы забываем временем, что все мы сыны одной великой Семьи — Государства Российского. / Но едва коснется русского сердца какое-либо воспоминание или событие, затрагивающее неискоренимо в глубине его вложенное, века и воспитанное и испытанное чувство любви и беззаветной преданности своему Отечеству и его Венценосным Вождям, как тотчас это чувство проявляется во всем своем величии, властно объединяет сынов России в одно несокрушимое целое и неудержимо устремляет сердца их к Тому, Кто Богом помазан стоять во главе русского народа».Задним числом приведенные слова воспринимаются как прекраснодушные: дом (Россия в сердцах) давно уже, к 1913 году, «разделился сам в себе». Но искренность их не вызывает сомнений. Не менее вдохновенной была и проповедь отца Иоанна в конце августа 1914 года, вскоре после начала войны, на всероссийском празднике трезвости, где, в частности, священник сказал: «В то время, как переживаемые нужды войны требуют наибольшего притока денежных средств в казну, Наш ЦАРЬ-БАТЮШКА не захотел, чтобы эти деньги собирались ценою опьянения народного и повелеть изволил воспретить продажу вина на все время военных действий <…>Ни перед чем не остановился Государь Наш для блага своего народа, лишь бы помочь делу нравственного обновления русской жизни, лишь бы поставить народ русский на новом трезвенном пути. <…> Неужели же, братия и сестры, мы останемся безучастными к этому Великому Призыву; неужели мы покроем позором бездеятельности головы наши; неужели оставим Царя Своего...»
Духовенство Екатеринбурга в марте 1917 г. Отречение
Увы, пройдет только два с половиной года, и служитель Церкви покроет свою голову «позором деятельности», как сейчас увидит читатель. Но вначале общий разговор. Историком Михаилом Бабкиным в его труде «Российское духовенство и свержение монархии в 1917 году» (М., «Индрик» 2006), на основании множества документов, показано, что российское духовенство, за редкими исключениями, приняло известие об отречении Государя и о новой власти — Временном правительстве — с искренним воодушевлением. Психологически это объяснимо: Православная Церковь оставалась тесно связанной с государством и тяготилась этим, тяготилась откладыванием Поместного Собора, тем более, что к 1917 году инославные уже 10 лет, даже больше, как получили свободу. Тема непростая и требующая серьезного и глубокого анализа. К сожалению, у Михаила Бабкина там, где должна быть горечь, заметно чуть ли не удовольствие... Слава Богу, историк Константин Геннадиевич Капков пишет, находясь на непреложно-православной позиции и не делает лишних акцентов на проступившей скверне.
2 марта, т.е. прямо в день низложения Государя с престола, епископ Серафим (Голубятников), после совершения чина пассии совместно с 12 священнослужителями, произнес в кафедральном Богоявленском соборе проповедь, в которой, в частности, сказал: «До нас доходят слухи, дорогие братия и сестры, из стольного города Петрограда, что там собралась кучка бунтарей, и начинают проливать кровь. <…> Но не дадим погибнуть России, и умрем за батюшку Царя. / Но я не призываю вас к бунту, а к молитве сейчас пред святым крестом Христовым, здесь надо черпать себе сил и от Него ждать милости в своей жизни, мира и любви. <…> Может быть, братия и сестры. Скоро, не сегодня-завтра, меня не будет, найдутся люди, которые не захотят, чтоб я жил, то прошу у вас прощения во всем, что я прегрешил против вас словом, делом и помышлением». Владыка подписался тем самым под своим изгнанием. Прот. Николай Буткин вспоминал: «Духовенство, желая сохранить престиж, откололось от епископа Серафима, выбрало к нему депутацию со Сторожевым во главе, который и заявил от лица духовенства Преосвященному, чтобы он, во избежание неприятностей, сейчас же добровольно оставил епархию. Владыка смирился, но не мог не выразить сожаления, что недовольство им выражает облагодетельствованный им Сторожев: «Только бы не Вам, отец Иван, говорить мне это», — сказал он».
3 марта состоялось экстренное заседание Городской думы, и был образован так называемый Комитет общественной безопасности.
8 марта, без участия епископа и благочинного, в Екатерининском соборе состоялось собрание духовенства Екатеринбурга и Верх-Исетского завода, где присутствовал практически весь состав городского и заводского причтов, 60 человек. Председательствовал настоятель собора отец Иоанн. На этом собрании представителями от духовенства в Комитет общественной безопасности были избраны два священника, один из которых — Сторожев. Интересно, что в Комитете Сторожев мог встречать (его члена) Николая Николаевича Ипатьева. Капков приводит итоговый акт собрания, всеми подписанный, в котором приветствовалась «благодетельная заря новой свободной жизни России», приводит и телеграмму от екатеринбургского духовенства председателю Государственной Думы Родзянко.
10 марта состоялся общегородской праздник «Освобождение России от деспотизма», духовенством на этом празднике руководил отец Иоанн.
15 мая состоялся «первый свободный» Чрезвычайный епархиальный съезд духовенства, собравший 375 депутатов. Отец Сторожев был избран вторым товарищем председателя съезда. Очевидец свидетельствовал: «На первом заседании съезда отец Иван Сторожев покорил словом своим депутатов. Они слушали его как завороженные. Казалось с падением царской власти Россия не только встала на путь желанной всеми свободы, но совершила чудесный, захватывающий сердце от радости прыжок в царство блаженных» (выделено автором цитаты).
Константин Геннадиевич Капков дает такую оценку: «Была в поведении священнослужителей в марте 1917 года и доля авантюризма, в том числе у отца Иоанна, уже прошедшего опыт резких жизненных перемен. Лично для протоиерея Иоанна Сторожева случившиеся события были также возможностью на новом этапе реализовать свой дар красноречия, организаторского таланта, попыткой найти оригинальное приложение своему просветительскому настрою, идеям народничества».
 |
Эйфория в прошлом
С приходом к власти большевиков, прокатилась волна зверств. Капков пишет: «Только с мая по июль 1918 года в Екатеринбургской епархии погибли не менее 45 церковно- и священнослужителей: они были зарублены, заколоты, утоплены, расстреляны. Многих перед этим мучили: вырывали волосы, набивали рот землей, ломали руки, ноги. Тогда же был утоплен епископ Тобольский Гермоген (Долганов), похоронен заживо архиепископ Пермский Андроник (Никольский)». И делает важное наблюдение: «К приезду Царской Семьи в Екатеринбург священнослужители жили в страхе».
Пришлось служить у царственных узников
Капков, как и другие историки, считает, что именование «Ипатьевский» сыграло не последнюю роль (издевательского плана) в выборе дома для заточения в нем Царской Семьи. Вот и именовался он так только для Романовых. В Доме особого назначения богослужения совершались пять раз, три из них совершил клирик Екатерининского собора отец Анатолий Меледин, два — отец Иоанн Сторожев. Оба раза отец Иоанн служил обедницу. Первый раз — 2 июня (перенесение мощей святителя Алексия Московского, небесного покровителя Цесаревича), при коменданте Авдееве. Второй раз — 14 июля, за двое с половиной суток до злодеяния, при Юровском. Подробное описание этих богослужений оставлены отцом Иоанном как показания следователю Сергееву, данные 8-10 октября 1918 года. В книге Капкова показания Сторожева приведены полностью. Мы не станем приводить их: хорошо известные почитателям Царской Семьи, они к тому же без труда достижимы в интернете. Обратим внимание на большую напряженность священника при посещениях Ипатьевского дома, которая чувствуется по его же рассказу. Заметим (как замечает и Капков), что все лица Венценосной Семьи упоминаются Сторожевым без титулований. Капков подчеркивает, что, будучи юристом, Сторожев не мог не знать, что титул, данный по рождению, неотменяем. Теперь-то мы понимаем: у отца Иоанна еще сохранялись тогда установки марта 1917. Он не позволил себе выказать никакого личного расположения к узникам и даже не решался подать им для целования крест — оглядывался на коменданта. Стоит сказать, что показания Сторожева Сергееву — его единственные воспоминания о посещениях Ипатьевского дома, известно, что никаких своих записей о них он не оставил, говорить о том явно не любил. Капков рассказывает, что жена священника, Мария Дмитриевна, каждый раз очень тревожилась за мужа и все время его отсутствия молилась о нем со слезами.
Бегство. Мужество
В августе 1918 года (Екатеринбург занят белыми войсками) отец Иоанн переходит из Епархиального ведомства в Военное на должность полкового священника. Летом 1919 года отец Иоанн, с семьей (мать, жена и дети 3, 6, 10 и 11 лет), покидает Екатеринбург вместе с отступающими воинскими частями. Из Приморья семья попадает в Харбин. Достоин внимания рассказ Серафима Сторожева, изложенный последним в глубокой старости (а во время описанного эпизода Серафиму было 10 лет): «Когда эшелон уже приближался к китайской границе, поступили сведения, что какой-то пограничный город на нашем пути захвачен большевиками и они не пропустят наш поезд, в котором было около 370 юнкеров, полдюжины «господ офицеров», генералов и несколько семейств. Все эти отважные «господа генералы» <…> собрались на совещание — что делать? Так как эти «командиры» боялись за свою шкуру, попросили отца обратиться к бунтовщикам со словом. Когда остановился поезд, папа вышел, надев эпитрахиль и держа в руках образ Нерукотворного Спаса. Встав на какое-то возвышение, обратился к толпе <…>. Прослушав его проповедь, бунтовщики стали расходиться. В это время какой-то пьяный воскликнул: «Да ну, чего слушать этого попа!» — и когда папа, подняв образ над головой, стал благословлять толпу, в тот момент, когда образ находился на уровне его лица, раздался выстрел. Пуля попала в лоб изображения Христа, благодаря чему отец остался жив. Эшелон благополучно доехал до Харбина».
Служение в Харбине
Всем известно, что китайский город Харбин был одним из центров русской эмиграции «первой волны». С сентября 1920 года и по февраль 1923 года отец Иоанн — настоятель Свято-Софийской церкви на Пристани, второй по значимости в Харбине. Капков подчеркивает, что Сторожев был назначен на эту должность «согласно прошению и избранию прихожан». В феврале 1923 года отец Иоанн назначается настоятелем Свято-Алексеевской (в честь святителя Алексия Московского) церкви при Коммерческом училище Китайско-восточной железной дороги (КВЖД). В 1925 году СССР заключил договор с Китаем на общее управление КВЖД. Церковную утварь Алексеевской церкви без предупреждения вынесли на улицу. Удалось устроить этот храм в частном доме, «на Зеленом базаре», где он продолжал существовать и после смерти отца Иоанна, до 1950 года.
В Харбине отец Иоанн, как и в Екатеринбурге, вел широкую пастырскую деятельность: преподавал Закон Божий в Коммерческих училищах КВЖД, в Новой смешанной гимназии, где обучалось более 70 русских детей. Устроил при Алексеевской церкви школу для детей из беднейших семей. В Алексеевской церкви на Зеленом базаре богослужения шли ежедневно, причем большую часть их проводил настоятель. На Пасху 1926 году (последнюю в его земной жизни) отец Иоанн служил больной, с температурой 38,8°.
 |
| Храм Святой Софии в Харбине |
Бывший житель Харбина вспоминал о преподавателе Новой смешанной гимназии протоиерее Иоанне Сторожеве: «Служил он истово, отчетливо выговаривая каждое слово, создавая молитвенное настроение у паствы. Говели всей гимназией на Страстной неделе в соборе. После исповеди у отца Иоанна большинство уходило от него в слезах».
Отец Иоанн Сторожев скоропостижно скончался 5 февраля 1927 года от повторного кровоизлияния в мозг. Ему было 49 лет.
Покойного пастыря в Харбине любили. Траурная процессия была огромной.
Заупокойную литургию служил архиепископ Мефодий (Герасимов) в сослужении с преосвященным Мелетием (Заборовским) и Нестором (Анисимовым). Храм не вместил всех желающих помолиться об успошем. Отец Сторожев был похоронен на Успенском (Новом) кладбище Харбина. На одной из сторон памятника была выбита надпись «Глаголом жег сердца людей». Через 20 лет на том же месте обретет упокоение его супруга, а в 1950-е годы кладбище будет полностью разрушено.
Свидетельство Евгения Евлампиевича Алферьева
Евгений Евлампиевич Алферьев (1908 — 1986) знаменит двумя своими книгами «Письма Царственных мучеников из заточения» (Джорданвилль, 1974) и «Император Николай II как человек сильной воли» (Джорданвилль, 1983). Уже хотя бы поэтому переоценить его роль в признании святости Царской Семьи невозможно. Семья Алферьевых сразу после октябрьского переворота 1917 года уехала из Царского Села на Дальний Восток и жила в Харбине. В юношеском возрасте (как мы видим из дат его жизни) Евгений стал духовным чадом отца Иоанна Сторожева. Константин Геннадиевич Капков приводит отрывок из его воспоминаний, вошедших в книгу «Император Николай II как человек сильной воли»:
«Богослужения, которые отец Иоанн совершал в большом школьном храме, открытом также и для посторонних, привлекали множество молящихся. Служил он проникновенно, передавая присутствовавшим высокую духовную настроенность и горячую, от сердца исходящую, искреннюю веру. Проповеди его всегда отличались глубиной содержания и красотой формы. Будучи широко образованным человеком, обладавшим недюжинным ораторским талантом, он умел как исключительно ревностный пастырь, проникать в самую глубину души своих слушателей. Но особенно сильное впечатление производили богослужения, совершаемые им в траурные дни Царской семьи, и проповеди, сказанные им после панихиды, особенно в день Ее убиения 4 (17) июля. Стоя н амвоне перед своей паствой, он держался прямо, говорил громким, но ровным и спокойным голосом. Взор его был устремлен вдаль, поверх толпы молящихся, и из его голубых глаз неудержимо лились по щекам слезы. Казалось, что в эти минуты он наяву видел перед собой Царственных Мучеников и что Они невидимо присутствуют в храме. Вместе с ним плакала почти вся церковь, местами слышались рыдания. Каждое слово затрагивало самые сокровенные струны души и сердца. Эти проповеди оставили неизгладимое впечатление на всю жизнь. Даже сейчас, через шестьдесят с лишним лет, их нельзя вспоминать без глубокого душевного волнения».
Константин Геннадиевич Капков, отличающийся дотошностью в соединении с беспристрастностью, замечает, что богослужебный дневник отца Иоанна за 1925-1926 гг. показывает отсутствие особых служб, проповедей и скопления прихожан на какие-либо Царские дни в эти годы. «Неясно, — пишет Константин Геннадиевич, — как сочетать свидетельство Евгения Алферьева с записями самого отца Иоанна Сторожева». Привлекает, однако, внимание, последняя фраза из приведенного отрывка воспоминаний Алферьева: «Даже сейчас, через шестьдесят с лишним лет». Книга «Император Николай II как человек сильной воли» вышла в 1983 году — стало быть, если судить формально, Алферьев говорит о богослужениях 1920-1923 гг. Быть может, сильные переживания на Царские дни побудили отца Иоанна отказаться в последние годы жизни от проповедей в эти дни. Хорошо бы иметь в распоряжении богослужебные дневники Сторожева 1920-1923 гг. Хорошо бы также иметь свидетельства о состоянии памяти Алферьева в преклонном возрасте. Как бы то ни было, влияние соответствующих воспоминаний на самого юношу Евгения (что отмечает и Капков) несомненно.
О книге Константина Геннадиевича Капкова
Мы коснулись только того, что имеет отношение к «слезам Петра». Книга же Константина Геннадиевича Капкова об отце Иоанне Сторожеве содержит обильный разноплановый материал, при этом обращение к каждой из тем всякий раз оправдано, уместно и осуществляется в нужном объеме. Очень удачно включение в книгу отдельной главы «Духовная жизнь Царственных страстотерпцев. Последнее богослужение 14 июля 1918 года», где, помимо показаний отца Иоанна белому следствию, дается описание духовной жизни Царской семьи в Екатеринбурге. Приводятся не только названия книг духовного содержания, имевшихся у Царской семьи, но и отрывки из этих книг, историк размышляет о смысле тех или других свидетельств о жизни Царской семьи в Доме особого назначения. Так, известно, что узники часто пели «Херувимскую песнь». Почему именно это песнопение? — задается вопросом исследователь. И высказывает свое предположение: «Напевая Херувимскую песнь, Царская семья вспоминала о Жертве».
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
