Слово и дело Клауса Вивеля: «документальный роман» «Тайная вечеря»
 |
Работая с этой сложной, табуированной темой, Вивель искренне стремится быть беспристрастным. Его скандинавское происхождение, светский характер описания событий и полное отсутствие личной религиозности (Вивель «пробовал причащаться» всего дважды и оба раза случайно) дают основания ожидать, что «Тайная вечеря» — это отражение объективной реальности. Но отсюда же возникает вопрос, почему вдруг датчанин так серьёзно углубился в эту проблему.
В 2003 году Клаус Вивель приехал в Вифлеем, чтобы написать о самом быстром виде транспорта в этом регионе в период второй интифады (вооружённое восстание палестинских арабов против израильской власти на территории Западного берега реки Иордан и Сектора Газа в 2000-2005 годах — «ТД») — ослах. Показать их журналисту должна была 24-летняя христианка Сирин Хано, однако репортаж не состоялся: в тот день израильская армия установила над городом военный контроль. Вопреки уговорам родителей укрыться дома Сирин вышла на террасу и стала яростно выкрикивать последние ругательства, осознанно привлекая внимание солдат (и понимая, как сильно она рискует). Как позднее узнал Вивель, она поступала так не первый раз: однажды она выгнала из своего сада вооружённого палестинца. Даже когда прямо у дома семьи Хано остановился израильский танк и начал обстреливать фасад, Сирин не сломалась. «Я сказала себе: Сирин, не нужно превращаться в животное. Они хотят, чтобы ты стала гадиной, но не стоит давать им повод к удовлетворению». Отчаянное, горделивое сопротивление обычной девушки поразило европейского исследователя.
 |
| Фото: Ruvera.ru |
«Если я вообще по какой-то причине заинтересовался христианами, то только из-за той женщины. <…> Когда я, ошеломлённый, насмерть перепуганный, с зашкаливающим адреналином, поздно вечером того дня наконец удрал из Вифлеема, я понял одно: хоть Сирин так и не удалось показать мне вифлеемских ослов, я стал свидетелем того, что сама её жизнь — не что иное, как свидетельство гротескной борьбы самой обыкновенной семьи, пытающейся сохранить своё достоинство, а также о невыносимом положении местных христиан». Спустя несколько лет он вернулся в город и снова встретился с Сирин, чтобы узнать, как сложилась её судьба и как со с течением времени изменялось положение христиан, а затем стал расспрашивать и других местных жителей. В 2011 году Вивель написал открытое письмо министру иностранных дел Дании с требованием высказать свою позицию по данному вопросу и вызвать на разговор посла Египта. Ответа не последовало, и Вивель начал самостоятельно исследовать проблему.
Его книга представляет собой череду небольших интервью, портретных очерков, репортажей, путевых заметок и исторических справок. Мастерски соединив эти короткие публицистические тексты в единое полотно, Вивель показал довольно полный, мелко детализированный, мозаичный образ ближневосточного христианства. Документы имеют для автора фундаментальное значение наряду с личными историями (которые, в отличие от статистических данных официальных источников, невозможно проверить). Текст настолько переполнен сносками на СМИ разных стран, записи интервью и новостные порталы, что, кажется, эту книгу было бы лучше издать исключительно в электронном виде, чтобы каждая ссылка была действующей. Ведь никто не станет перепечатывать их из бумажной книги вручную, а для дальнейших исследований это обширный и очень ценный материал.
Но тема настолько болезненная, что к ней невозможно оставаться равнодушным, и Вивель не выдерживает тон беспристрастного наблюдателя. Сквозь поток сухих репортажей то и дело прорывается голос живого человека, создавая резкий контраст: «Я чувствую себя выжатым, будто только что спустился в кратер вулкана и вернулся обратно; со мной остался страх за тех, с кем мне довелось здесь встретиться, страх сказать что-то лишнее и быть обнаруженным; унижение, ложь во спасение со стороны общественности, с которой христиане вынуждены мириться, чтобы выжить; житейские истории, которые люди рассказывают шёпотом, оставаясь анонимами. Уезжая из Газы, я ощущаю прилив тошноты, самооценка моя стремится к нулю, я не желаю когда-либо снова сюда вернуться».
 |
| Фото: Ruvera.ru |
Вивель путешествует по четырём странам Ближнего Востока, задавая христианам один и тот же вопрос: почему они покидают места, где столько лет жили их предки и где зародилось христианство? Почему христианские церкви рискуют превратиться в музеи? В чём причина этого страха?
Кто-то, опасаясь обсуждать это открыто, отвечает, что никаких притеснений нет, просто в других регионах легче найти работу; кто-то (анонимно, но всё же) признаётся, что жестокие преследования действительно существуют и их невозможно игнорировать. Кто-то высказывает альтернативные версии. Так, архиепископ Алексиос обвиняет во всём братьев-христиан — баптистов: «Они пытаются убедить мусульман поменять веру. Они создают шумиху. Если они оставят всех в покое, то будет мир». Взаимная неприязнь представителей разных христианских конфессий больше всего изумляет Вивеля.
Но читателя удивляет не количество вариантов ответа, а настойчивость, с которой Вивель продолжает задавать вопрос. Ведь он сам же и описывает тяжёлые условия жизни ближневосточных христианских общин, а некоторые происшествия видел собственными глазами. Будучи свидетелем беспричинных обысков мирных граждан, поджогов христианских церквей, домов и библиотек, похищений людей, насильственного обращение в ислам и абсолютного отсутствия наказаний исламистов за уголовные преступления, странно спрашивать, почему христиане эмигрируют. И ещё более странно — спрашивать об этом самих христиан, а не представителей местной власти и радикальных исламистских группировок.
 |
| Фото: Ruvera.ru |
В попытках анализа ситуации Вивель приходит к спорным выводам: «Мы основывали представления о ненависти по отношению к меньшинствам на длившейся сотни лет истории преследования евреев в Европе, которая, вероятно, отличалась ещё большей жестокостью, а сам антисемитизм был санкционирован непосредственно правящей верхушкой. Но ближневосточная ситуация весьма отличается от той, что мы привыкли представлять себе. Здесь происходящее принимает более мягкие формы, оно более скрытое, более хаотичное и асимметричное, здесь сложнее призвать правительство к ответственности». Да, ИГИЛ не использует газовые камеры, но даёт ли это основание утверждать, что терроризм — это более мягкая форма?
«Как назвать увиденное мною? "Погромы" — слишком сильно, "домогательства" — слишком грубо, "преследования" — чересчур неистово, "дискриминация" — банально. Следует придумать какой-то термин, обозначающий нечто среднее между всеми этими понятиями». Вивель тепл, а не горяч и не холоден(Откр. 3:16),поэтому его эмоциональная оценка мешает называть вещи своими именами и вспомнить, что такой термин давно изобретён — гонения. Впрочем, не исключено, что поиск адекватной словесной формы усугубляют трудности перевода.
Однако Клаус Вивель и не ставил цель окончательно во всём разобраться. Его дело — описать положение ближневосточных христиан максимально объективно, насколько свидетельство человека, не лишённого чувств и личного мнения, в принципе может быть объективным. В первую очередь автор надеется, что его книга повлияет на министров иностранных дел, представителей властей Западного мира и ООН. На сегодняшний день он едва ли не единственный, кто проделал такую работу, и один из очень немногих, чей голос может быть услышан — а значит, способствует реальным изменениям.
