Никому не нужна любовь

Фото: Onedio.ru

А все потому, что безусловная любовь может быть очень болезненной, когда ею любят не только тебя, но и сидящего рядом менее достойного. Потому что он-то точно не заслужил безусловной любви!

Когда я примеряю на себя Евангельские истории про безусловную любовь Бога к людям, я понимаю, насколько же я мыслю и чувствую иначе, насколько все внутри меня сопротивляется, когда я ставлю себя на место их героев. Потому что во всех этих историях я сочувствую плохишам!

Вот блудный сын. Два брата. Один всю жизнь помогал отцу делать бизнес. Другой после совершеннолетия забрал денег и поехал прогуливать. Потом разорился, начал бомжевать и вернулся от безысходности, а отец-то сам не свой от радости — и закатывает пирушку! И вот я представляю, что я — старший брат, и как же меня все это бесит! Ну потому что несправедливо, ну! Нечестно! А отец говорит: я не прав, брата не люблю и завидую.

Вот две сестры, Марфа и Мария. Одна встречает с дороги дорогого гостя, Учителя, ужин готовит, поляну накрывает, другая — рот открыла и сидит на диване слуууууушает. Бесит ужасно! А Господь говорит: я не права, занимаюсь какой-то ерундой и еще и сестру дергаю — а она все правильно делает! Ну как так вообще?

Вот притча о работниках одиннадцатого часа. Я пошел на подработку, с утра пораньше нанялся «за тыщу рублей» копать траншею. И копал буквально от зари до зари! И вот в шесть вечера нанимают еще какого-то парня так же до полуночи копать траншею. По холодку! За целую тыщу! Я тут упахивался с утра! Нечестно, бесит! А заказчик говорит: все честно, вот твоя тыща, как договаривались. А остальное вроде бы не мое дело.

Во всех этих историях легко морализаторствовать по накатанной: фу, завистливые зануды, не понимают Божьей любви, которая равно над всеми светит, как солнце, а не взвешивает заслуги до копейки.

И вроде как по привычке мы должны ставить себя в этих историях на место недостойных и прощаемых — и благодарных. Но только в жизни мы часто оказываемся и по другую сторону баррикад: и маска «кающегося грешника» слишком быстро сменяется недовольной миной обиженной невинности.

И честно: я не знаю, смогу ли когда-нибудь примерить на себя роли плохишей из этих историй — и сказать, что я спокойно отношусь к тому, что другой получает без труда, несправедливо то, что я заслужила! Ведь я-то на самом деле хороооошая! Прааавильная! Насколько же глубоко въелась в меня эта привычка сравнивать, взвешивать и получать по справедливости. Не по любви.

Фото: iStock

Да, о любви. Мне теперь кажется, что настоящая любовь к другому человеку легко измерить по тому, готов ли ты порадоваться за него, что он получает легко то, что ты получал потом и кровью. «Простить» ему его счастье...

Простить ближнему счастье... Как же гадко звучит. Насколько же зависть глубоко въелась в нас!

Бог не сидит и не подсчитывает скрупулезно наши грехи, не пересчитывает подозрительно копеечки наших заслуг, не стоит с секундомером у райский ворот. Казалось бы, это настоящий подарок для людей. Это великая надежда для тех, кто считает себя пропащим, ненужным, недостойным. Да вот только какое же это испытание для тех, кто возомнил себя достойным Божьей любви и гордо гремит этими копейками заслуг! Кто подозрительно зыркает вокруг: а у соседа хватит на билетик в рай или его зайцем пустят? Это мне вот с этим вот сбродом в рай ехать?! Да я, может быть, всю жизнь на этот билетик работала! Да я! Я…

Не надо мне этой вашей безусловной любви, пойду туда, где меня по-настоящему ценят! Хочу честно заслуженную любовь! Ну, потому что обидно же! Обидно!

Вот говорят часто: эта ваша религия унижает человека. Мол, все время надо твердить: я плохой, недостойный, «азъ многогрешный». Все-то, мол, перед вашим Богом унижаться надо! На самом деле, это совсем не про унижение — это попытка перестать заслуживать любовь и наконец принять ее незаслуженно.

Возвышать себя — это почти инстинкт. Но зачем возвышать себя? Чтобы заслужить любовь, чтобы обратили внимание, чтобы приняли и признали, чтобы поняли — я достоин!

И смирение — это вовсе не самоуничижение. Это способность принять равенство и единство всех — и себя среди этих всех. Остановить незримое и бесконечное соревнование в своей голове. Принять, что ты не лучший, что ты не победитель, но это и не нужно. Вот тебе приз. Победила дружба, а точнее — любовь.

Но ее невозможно принять, эту «несправедливую любовь», если не перестать сравнивать. Смирение — это лишь попытка разрушить эту стену собственной «заслуженности», которую мы упорно строим, чтобы отделить себя от других, от мира и — в конечном итоге — от того света, который Бог, как солнце, проливает на всех одинаково.

Но как же это трудно — принять, что безусловная и бесконечная любовь Бога проливается и на кого-то, по твоему мнению, недостойного. Принять, что любовь Бога к человеку не только нельзя уменьшить дурным поступками, но нельзя и увеличить хорошими (ужасно! все внутри меня сопротивляется этой мысли!).

«Фарисей, встав, молился о себе так: "Боже, благодарю Тебя, что я не такой, как другие люди: воры, мошенники, неверные супруги или как этот сборщик налогов. Я пощусь два раза в неделю и даю десятину со всякого дохода". А сборщик налогов, стоя вдали, не смел даже глаз к небу поднять, но бил себя в грудь и говорил: "Боже, будь милостив ко мне, грешнику". Говорю вам, что именно этот человек пошел домой оправданным перед Богом, а не первый. Потому что каждый, возвышающий себя, будет унижен, а каждый принижающий себя будет возвышен».

Фарисей и мытарь

По этой притче особенно хорошо видно, что «возвышающий себя будет унижен» — это не про то, что Бог хочет всех видеть униженными. Это про то, что Бог уравняет всех — для кого-то это будет подарком, а для кого-то — разочарованием. Это про то, что Бог, как хороший отец, будет всегда любить всех своих детей безусловной любовью — хотим мы того или не хотим. И честно заглянув в себе в сердце, я понимаю, что я часто — не хочу. И в эти моменты меня утешает только одно: «Мои мысли — не ваши мысли, ни ваши пути — пути Мои», — говорит Господь. «Но как небо выше земли, так пути Мои выше путей ваших, и мысли Мои выше мыслей ваших». Господи — думаю — какое же счастье, что это так. И вот вообще ни капельки не обидно.