Декабристы - отрицательные герои?

Писательница Елена Чудинова

- Елена Петровна, Ваш цикл исторических романов, в который входят «Ларец», «Лилея» и новая книга «Декабрь без Рождества», на первый взгляд похож на авантюрные с мистическим уклоном романы для подростков. Однако в эту развлекательную форму Вы облекли свою оригинальную историософскую концепцию. Не могли бы Вы пояснить, в чем ее суть, и как с ней соотносится тема каждого из романов?

- Я - «писатель-европоцентрист». Я бесконечно люблю наш маленький Христов континент - клочок земли, на который Спаситель смог ступить обеими ногами, и потому ставший колыбелью нашей цивилизации. Собственно говоря, меня интересуют только страны христианского генезиса, а история других стран для меня существует только в контексте взаимоотношения с ними. Именно любовь к другим христианским странам помогает мне особенно ценить мое Отечество, пронесшее через все тяготы Христову веру в наибольшей, православной, полноте. Я - русская националистка, но национализм я понимаю именно так - через осознание своего как части целого. Иного национализма - тяготеющего к ненависти и изоляционизму, я не приемлю.

Я монархистка, хотя и соглашаюсь с формулировкой Александра Привалова что "монархию еще надо заслужить". Но это - единственный исторический шанс. Человечество не сумело придумать ничего, кроме трех форм: монархии, диктатуры и демократии. С диктатурой все ясно - «все рабы и в рабстве равны». Но единственное неравенство, которое допускает демократия, - неравенство имущественное. Поклонение златому тельцу при ней неизбежно. Монархическая форма правления, не оставляя человеку опасной иллюзии равенства, - самый естественный способ существования для христианина. Нет ничего более далекого от культов личностей, чем монархия. Монарх выступает не в роли кумира, а как помазанник Божий. Это антикумир. Я согласна, конечно, с теми, кто напоминает, что христианином можно быть при любом строе. Можно. Но все-таки это немножко бег в мешках. 

Я - писатель неполиткорректный: воспеваю север и запад, считаю, что «холодный» человек меньше предрасположен к ересям и порокам страстей.

История и механизм возникновения революций - также предмет моего интереса с юных лет.

Вот над этими вопросами я и пытаюсь размышлять в каждом моем романе. Каждая из этих тем в них звучит. Хотя в «Ларце» меня в большей степени волнуют мистические причины нарушений монархических механизмов. В «Лилее» это уже вопрос не причин, а следствий.

- Ваш роман «Декабрь без Рождества», который выходит из печати в начале 2010 года, - произведение, в котором участники декабристского восстания представлены в качестве отрицательных героев. Почему?

- Декабристы даны отрицательными героями по той простой причине, что они действительно отрицательны. Положительными их сделали, причем задолго до октябрьского переворота. Вспомним, как бил в свой колокол Герцен. Тот самый Герцен, который, когда до Лондона дошла весть о кончине государя Николая Павловича, долго пил с поляками шампанское, а затем, полагаю, здорово напившись, пошел раздавать деньги уличным мальчишкам, чтобы они кричали «Никлас мертв!». Допустим, мы вообще ничего не знаем о том, на чьей стороне правда. Но разве от одного только этого эпизода наша душа-христианка не шепнет, что те, за кем правда, так себя не ведут?

- Декабристы в общественном сознании предстают как романтические герои, благородные патриоты своего Отечества. Зачем развеивать этот образ, даже если он мифологический?

- Я писала уже об этом в одной из своих статей: можно ради красивого мифа чуть подлакировать правду, но нельзя лгать. «Жить по лжи» неполезно даже в большой красоте. Мы уже увидели, что выросло на восхищении декабристами. Одного октябрьского переворота с нас довольно.

- Какие образы в истории России, которыми мы могли бы гордиться, создавать о них романтические произведения искусства, Вы считаете незаслуженно забытыми? Какой может быть альтернатива декабристам? Кто они - настоящие благородные герои русской истории?

- Для меня дело писательской чести - воздать должное государю Николаю Павловичу, которого очерняли весь девятнадцатый век. Еще при жизни общественному шельмованию подвергся контрразведчик Шервуд - человек большого гражданского мужества, внедрившийся в ряды заговорщиков.

А вообще, героев немало - одна война с Бонапартом сколько их нам дала! Из полководцев литература отобразила одного лишь Кутузова. Про пожар Москвы мы с детства знаем, а про оборону Санкт-Петербурга? Про то, как Медный всадник отказался эвакуироваться, мы знаем?

Кстати, привычный миф, что декабристы - герои 1812 года. Очень большая натяжка! Героем войны был Милорадович, а отнюдь не его убийца.

Вообще, даже девятнадцатый век, не любимый мною, героями богат. Герои Балкан, спасители христианского мира, Столыпин, наконец.

- Образы жен декабристов, последовавших за своими мужьями в ссылку, отказавшихся от своих дворянских привилегий, перенесших презрение света и непонимание близких из любви к мужьям, - тоже нуждаются на Ваш взгляд, в пересмотре?

- Жены декабристов - это, конечно, довольно трогательно. Но вспомним на минуту, что ничего нового для нашей страны в их поведении не было. Преступников часто ссылали в Сибирь. А жены их столь же часто сопровождали. Почему сопровождать вора менее почетно, чем несостоявшегося убийцу? А ведь декабристы планировали убить даже маленького Александра Николаевича, будущего нашего царя-освободителя. На мой взгляд, вор лучше декабриста. Но попробуйте, произнесите в возвышенном стиле: «Ее муж проворовался, его лишили чинов и званий и сослали в Сибирь. А она, героическая женщина, последовала за ним, пренебрегши...» ну и так далее. Сразу станет смешно. Подвиг-то в чем? Если твой муж - мерзавец, что поделаешь, следуй за ним, помогай ему снести наказание, ты перед алтарем обещалась не только на радость, но и на горе. Против жен-декабристок я ничего не имею, но и возвеличивания их не понимаю.

- В контексте дискуссий о пересмотре истории, о «фальсификации истории», Вы не боитесь прослыть кем-то вроде Фоменко и Носовского? Как доказать убедительность Вашей точки зрения?

- Собственно, я никому ничего не собираюсь доказывать. В отличие от названных выше молодчиков, я пишу не «монографии», а романы. Свободы у романиста больше, чем у ученого, хотя, конечно, меньше, чем у псевдоученого. Кому мои идеи враждебны, чужды, тот все равно расшибется в лепешку, доказывая, что я ничего не знаю. Ну и пусть его расшибается. Тот, кто примет их, скажет «это - мое!», тот, я надеюсь, изучая сам отечественную историю, не разочаруется впоследствии в моей компетентности. Быть может, даже извинит мне какие-то неточности, почти неизбежные для писателя. Словом, это область моих отношений с моим читателем. Процессу спора я всегда предпочту процесс выявления близких по духу людей. В то, что в спорах рождается истина, я не верю.