Все дети мира
Тем более - детское сердце.
Рождество Христово - праздник детский. Бог пришел в мир в состоянии такой незащищенности, какая только возможна: родился, как обычный младенец. Как все те младенцы, которые, от века приходя в этот мир, кричат - почему? Только ли от физического дискомфорта? Плачет ли их душа, предчувствуют ли они, какие тяготы обрушатся на них, уже начали рушиться, в этом лучшем, но и ужаснейшем из миров?
Недаром в рождественские дни Церковь отмечает память первых мучеников, первых «мартирос» - свидетелей о Христе, убиенных младенцев Вифлеемских. Историки и богословы давно ведут бесконечный спор о том, было ли их и впрямь 14 тысяч или эта цифра - гипербола, было ли это избирательным уничтожением младенцев подозрительным Иродом или некой «зачисткой» в бесконечных военных операциях, проводимых Римом в непокорной Иудее, «горячей точке» на окраине империи, - да так ли это важно? Бесконечное кровавое колесо религиозных, национальных, политических военных конфликтов катится сквозь всю историю человечества, сдвинутое с места грехопадением человека, катится до сих пор и не собирается останавливаться: голоса Вифлеемских младенцев, неповинно терзаемых детей, принесенных в жертву идеологии и властолюбию, слышны в голосах жертв - только на нашей недавней памяти - событий в Приднестровье, Сербии, Ираке, Чечне, Грузии, список этот бесконечен...
Дети первыми гибнут в войнах не только явных - зло ведет множество невидимых войн. Дети гибнут в утробах матерей - недаром имя Вифлеемских мучеников стало в наши дни церковным символом покаяния тех, кто участвовал в грехе абортов. Дети гибнут не только физически, избитые, изнасилованные, посаженные на иглу, - калечатся их души... И самое страшное - как часто души детей калечим мы с вами, их родители. Калечим - собственными грехами, которыми заразили детей, собственной нелюбовью. Мы с ужасом наблюдаем, как мутнеют с возрастом детские черты, как зло прорастает в них изнутри, и подчас ничего не можем сделать, не можем воспротивиться, рукой шевельнуть, как в дурном сне... Не можем - в том числе и потому, что ведь и мы с вами - тоже дети, и мы искалечены злом мира, и в нас проросли метастазы смертельной отравы. И, оплакивая своих детей, мы плачем и о себе самих тоже... Как нам спасти своих детей и спастись самим, куда обратиться? Только туда, в начало: к пещере, полной света, в которой на соломе лежит слабый уязвимый Младенец - Спаситель мира, победивший смерть.
...Выше я помянул о «непридуманных рассказах» - нет, особо рассказывать не стану, но одного ребенка все же вспомню... Собственно, не такой уж и ребенок - мальчишка шестнадцати лет. Наркоман с четырехлетним стажем, за свою недолгую жизнь он и насмотрелся такого, и сам участвовал в таких нечеловеческих вещах, что не леть и глаголати... Он пришел в храм не просто креститься «на всякий случай» - он именно искал Христа. Перед крещением он оттянул ворот свитера: на груди его был нарисован шариковой ручкой корявый крест. Парнишка рисовал этот крест на груди, когда пытался соскочить с иглы, и - после тех грабежей и насилий, в которых участвовал, обновлял его на себе раз за разом... Он пришел в храм не просто в попытке найти выход, чтоб не угодить в тюрьму, - в глазах его было нечто, чего не сымитируешь, что не расценишь неоднозначно: жажда Истины. Подобное тянулось к подобному, чистый младенец внутри, покалеченный, но еще живой, тянулся к Богомладенцу.
ПРОРОКИ
Крапивное семя,
Неразличимые, как предметы,
Вы - пророки,
Пророки, позванные Богом
В дома ребенка, спецприемники, подвалы,
В тоску, заботы, соития, смерти, лютые иллюзии будней,
Поколение пророков:
Так зол, ненавидит и мать, и бабку, и педагога,
На кого в кармане
Взгляни: разве не блистает
Илии, коего ноздри
А этот, аутично
Думаешь, в миры травы, в недра
Взгляни, взгляни в эти восхищенные очи,
Не новый ли Иезекииль зрит Колесницу?
В серой фланелевой, некогда оранжевой, рубахе
Номером, по подолу выжженным хлоркой,
Чей живот небесно-сине вздут рахитом,
Чьи дни и дни - стоянье
Раскачиванье, оцепененье, -
На каком языке она в неслышный,
Языке скорби,
На которой плакал в ночи Иеремия
Нерожденным расчленяемый аккуратно, жадно,
Думаете, кусок безымянного мяса? -
Уже нарек ему имя: это
Между жертвенником и алтарем.
В кредит мечту, уютную, утробную, моего размера,
Розовую, сбыточную! Несу домой - и что же?
Тут в подворотне подонки!
Растоптали мечту в стеклярусную пыль, в ноль!
По телевизору казнь казать, чтоб другим неповадно!
Казнь-показ-наказ: так и будет.
На площадях вас побьют камнями.
Пылающие глаголы Суда и жизни.
