Владимир Кожевников - ученый, чья известность нужна России

Владимир Кожевников

Владимир  Александрович Кожевников родился в 1852 году в уездном городке Козлове. Сейчас это Мичуринск Тамбовской области.  Его отец - выходец из крестьянской среды - был богатым человеком, тратил много денег на благотворительность. Именно он, к примеру, построил первый в городе театр.

Владимир Кожевников никогда не ходил в гимназию, учился дома. Об уровне домашнего образования в провинциальной купеческой семье можно судить хотя бы по тому, что в двадцать три года Кожевников написал и издал полноценный научный труд «Нравственное и умственное развитие римского общества во II веке нашей эры».  Анализируемые в книге работы Платона, Архимеда, Птолемея, Аристотеля, Эвклида и Плиния были им прочитаны, разумеется, в оригинале.  

Вскоре после этого Владимир Кожевников уехал учиться в Московский университет. Занимаясь в книгохранилище Румянцевского музея, он познакомился с мыслителем Николаем Федоровым, работавшим там помощником библиотекаря. Эта встреча повлияла не только на судьбу молодого провинциала, но во многом и на всю отечественную философию, которая была бы неполной без учения Федорова, дошедшего до нас исключительно благодаря Владимиру Кожевникову.  Но об этом немного позже.

Закончить вуз Кожевников не успел: умер отец, и ему пришлось заниматься восстановлением расстроенного хозяйства и образованием младших братьев: Григория и Дмитрия. Оба впоследствии стали профессорами, тогда как Владимир Александрович при его феноменальной учености не имел даже диплома о высшем образовании.

Кстати, одного из братьев - Григория Кожевникова - называют первым русским экологом. Ему принадлежала идея создания государственных заповедников. Именно он впервые заговорил о необходимости ввести природоохранные знания в школьную программу. Он же организовал знаменитый обезьяний питомник в Сухуми. 

После революции большевики намеревались, по выражению Горького, «разобраться с природой» и подчинить ее своим целям. В 1933 году в Москве открылся  I Всесоюзный съезд по охране природы СССР, призванный, как писали газеты, «сорвать фетиш неприкосновенности с заповедников, заселить всю страну полезной фауной, а вредную - изжить».

Григорий Кожевников, основатель и первый председатель Всесоюзного общества Охраны природы, утверждавший, что «исчезновение любого животного с лица земли - большое горе, хотя бы это было и весьма вредное животное», вступил в неравную борьбу с новой властью. И умер прямо на поле боя - в зале, в перерыве между заседаниями.

Но вернемся к Владимиру Кожевникову. Дав образование братьям, он отправился заграницу, где провел 14 лет. Много путешествовал. Объехал всю Европу, а также Аравию, Алжир, Тунис, Палестину. Но больше всего времени Кожевников проводил в библиотеках. Самостоятельно выучил 14 языков, включая санскрит, свободно владел восемью из них.

Когда в конце жизни, по просьбе Флоренского, Владимир Кожевников составил список своих научных трудов, в нем оказалось свыше 60 наименований. Сюда вошли книги и статьи по философии, истории, религии, живописи, языкознанию. Причем некоторые монографии были очень объемными. Одно только исследование эстетики Возрождения включало в себя 14 рукописных томов.  При этом почти ничего из своих работ он не опубликовал, считая их недостаточно совершенными. 

Кожевников был почти неизвестен широкой публике. И в этом проявлялась осознанно выбранная им жизненная стратегия. Однако хорошо знавшие и ценившие его интеллектуалы считали такое положение несправедливым и стремились, преодолевая тихое, но упорное сопротивление самого ученого, сделать его обширные знания достоянием всего общества. 

Флоренский в письме к Кожевникову признавался: «Сознание нашей общей, общественной вины пред Вами, общественная неправда в отношении к Вам, Ваша, так сказать, нераскрытость для культурной жизни России тяготеет на мне, почти на совести моей. Сколько Ваших трудов, дарований, добросовестности легло мертвым капиталом, словно погребенное на дне морском». И добавлял: «Вы не нуждаетесь в известности, но нам, России Ваша известность нужна».

Создается впечатление, что Владимир Кожевников не стремился к славе не только из-за скромности и высокой требовательности к себе. Кажется, ему было просто не до этого. Так много сил и времени уходило на систематизацию и сохранение наследия философа Николая Федорова. 

Отношение Кожевникова к мыслителю, с которым он познакомился еще в юности, было очень многогранным. Его можно назвать и дружбой, и ученичеством, и опекой, и сотворчеством, и служением. 

Николай Федоров почти ничего из своих мыслей не записывал, предпочитая излагать их в личных беседах. Он считал, что устное слово доходчивее и плодотворнее безликого печатного текста. Первую половину жизни он, стремясь к непосредственному влиянию на умы, проработал преподавателем истории и географии в уездных училищах.

В одном из них, в Боровске, Федоров познакомился с молодым учителем Циолковским и заразил того идеей освоения космоса. Основной постулат учения Николая Федорова - научно-техническое обретение бессмертия и «воскрешение отцов» - требовал ответа на издевательский вопрос Смердякова: «Где же поместятся все ожившие?». Так возник проект заселения других планет.

Кстати, когда первый человек полетел в космос, сразу несколько газет в Европе откликнулись на это событие статьями со странным заголовком: «Два Гагарина». Под вторым, а точнее первым Гагариным западные журналисты подразумевали Николая Федорова, который был незаконнорожденным сыном князя Гагарина.

А тогда, почти за век до первого полета в космос, Федоров, исчерпав для себя возможности педагогики, решил испробовать другую стратегию воздействия на общество. И пешком из Богородска (нынешнего Ногинска) отправился в Москву, где вскоре устроился библиотекарем в Румянцевский музей.

Здесь он познакомился с Львом Толстым, Афанасием Фетом, Владимиром Соловьевым, Леонидом Пастернаком, написавшим, причем украдкой, единственный портрет мыслителя.  Федоров пытался распространять свои идеи через писателей и философов, властителей дум.  Однако самым внимательным его слушателем стал никому не известный провинциал-самоучка.

Владимир Кожевников сыграл при Федорове, которого называли Московским Сократом, роль Платона. Довольно часто Федоров обращался к нему с просьбами вроде этой: «Не примете ли на себя не тяжелый для Вас труд изобразить нижеследующую мысль, нескладно прозою изложенную, стихом, которым вы владеете в совершенстве».

Умирая в Мариинской больнице для бедных (где, кстати, родился Достоевский), Федоров завещал Кожевникову свой архив. И тот по письмам, заметкам, сделанным во время разговоров с мыслителем, случайным полемическим статьям Федорова в провинциальных газетах восстановил его устное учение и оформил в целостную философскую систему, которую назвал Философией общего дела.

Кожевников отмечал: «Работа была трудная: по клочкам рукописей и по многочисленным вариантам воссоздать статьи и придать им упорядоченный вид». Для «укрепления» некоторых мыслей Федорова Кожевникову, по его словам, «приходилось делать экскурсы в область новейших естественноисторических и даже математических теорий».

Когда в 1908 году книга «Николай Федоров. Опыт изложения его учения по изданным и неизданным произведениям, переписке и личным беседам» вышла в свет (тиражом всего 400 экземпляров), Сергей Булгаков в рецензии написал, что «Кожевников сумел настолько слиться с Федоровым и заслониться его тенью, что поистине не знаешь, где кончается один и начинается другой». Причем сам Кожевников разделял далеко не все постулаты философии Федорова.

В этом, действительно, была особенность Кожевникова-ученого. Изучая что-то, он буквально вживался в предмет своего исследования. Еще одна опубликованная им при жизни работа называлась «Буддизм в сравнении с христианством». В ней Кожевников стремился опровергнуть модную среди интеллектуалов пессимистическую философию Будды. Однако, по свидетельству современников, изложил ее так четко и убедительно, как не удавалось самым ревностным адептам. 

Владимир Кожевников умер буквально накануне Октябрьской революции - летом 1917 года. Свою огромную библиотеку (10 тысяч томов), содержавшую множество редких книг, он завещал Румянцевскому музею. После прихода к власти большевиков вдова Кожевникова, Анна и его двое детей оказались в крайней бедности. Все состояние семьи хранилось в банках, а банки лопнули. Пришлось распродавать семейные ценности, в том числе и те книги, которыми Кожевников так дорожил, что не передал их в публичную библиотеку. Например, «Столп и утверждение истины» с дарственной надписью Флоренского.

Дом в Калошном переулке, где жили Кожевниковы, уплотнили. Бывшим хозяевам осталась одна комнатка, в которой едва помещался огромный концертный рояль фирмы Беккер. Сына Сашу удалось отдать в интернат-колонию юных натуралистов. Это сугубо пролетарское учебное заведение укрыло классово-чуждого подростка от неизбежных столкновений с новой властью. Александр Кожевников вырос и стал крупным советским биологом, написал популярную книгу «Весна и осень в жизни растений», за которую Паустовский называл его «ученым-поэтом». 

Внук Владимира Кожевникова, Дмитрий, тоже видный ученый. Он профессор, доктор физико-математических наук, автор восьми монографий, сейчас преподает в Университете нефти и газа, на кафедре геофизических информационных систем.

Именно Дмитрий, став студентом, заинтересовался судьбой архива Владимира Кожевникова. И выяснил, что из огромного рукописного наследия его деда не сохранилось  совсем ничего.

Единственное, что удалось сделать Дмитрию Александровичу - это найти у букинистов две опубликованные до революции работы Владимира Кожевникова - «Опыт изложения учения Николая Федорова» и «Буддизм в сравнении с христианством» - и переиздать их за свой счет.