Голубцы

Аня бежала на набережную топиться, но некстати вспомнила старую театральную байку о том, как столичный театр приехал с гастролями в маленький городок, где его принимал местная Музкомедия. Режиссер привез технологичную постановку "Грозы", в которой Катерина бросалась в оркестровую яму, символизирующую пучину Волги-реки. Но местный завреквизитом не нашел толстых матов и приспособил для мятежной Катерины переносной спортивный батут. Свидетели рассказывали, что долго в том финале гастрольного спектакля не принимала Волга тело Катерины, выбрасывая его над оркестровой ямой. А Музкомедии так больше и не довелось услышать оваций, подобных этим. Вспомнившаяся байка театралку Аню не развеселила, но хотя бы встряхнула, и идея стать октябрьской утопленницей казалась теперь глупой и неэстетичной. 

Этим утром Аниных студентов угнали в совхоз вести последний бой с подшефной капустой, пары отменились, и маленькая умная Аня, воспитанная с юных лет суровой мамой Мариной Моисеевной в парадигме «если Бог не дал красоты будем брать через желудок», помчалась на рынок, разрабатывая на ходу тактику и стратегию роскошного ужина для молодого мужа, бледного субтильного альтиста Миши. Она выбрала пару средних тугих вилков капусты, молодой и зрелой с тонкими хрусткими листьями, потом круглый крупный лук, чтобы был не злым, но сочным, розовой говядины, не очень красных, крепких помидоров. Миша не был, увы, тем едоком, на которых любят смотреть хозяйки, — ел он мало, ковыряясь вилкой, отодвигая то лук, то рис, кочевряжась и привередничая. Но Аня не сдавалась, выдумывая новые блюда и переписывая сложные, на две с половиной страницы, рецепты из тетрадки Марины Моисеевны.

У подъезда стояли старые Мишины «Жигули», хотя Миша обычно в это время репетировал в филармонии. Аня побежала по лестнице пешком, открыла дверь: «Мишенька, а ты дома? Ты не заболел? А я голубцы буду делать…» — и остановилась в прихожей в одном ботильоне. В проем было видно, что расправлен диван, и Миша сидит уже какой-то растерянный и глупый, и чьи-то чужие, не Мишины джинсы валяются на полу. И этот второй — мужчина...

... Миша был выставлен тем же вечером Мариной Моисеевной, благополучный подъезд дома, в котором жила местная культурная элита, узнал много потрясающих достойных Бабелевского пера одесских образов и оборотов, самым мягким из которых был «гомоход со скрипкой»...  Аня месяц пролежала пластом, похудела, повзрослела и изменилась. К декабрю она уволилась из университета, коротко постриглась и напрочь бросила готовить.

После нового года объявилась однокурсница Нинка, красивая, сероглазая, с развернутыми плечами и свежеразведенная. Бывший муж оставил Нинке носильные вещи, выставил из квартиры, но вручил отступные — «бизнесом займешься». Шел 95-й  год, и в их большом, но провинциальном городе не было еще ни одной частной школы иностранного языка. Они легко распределили обязанности: Аня разрабатывала методики, писала планы, подбирала тексты и составляла расписание, Нинка «работала лицом». Первые группы состояли сплошь из молодых новых русских, бывших комсомольских лидеров и мечтающих выйти задорого замуж продвинутых девиц. К лету они сняли новое помещение, провели десяток «интенсивов» на теплоходах и к августу позволили себе отпуск — путешествие на Байкал.

На третий день на их базу приехали двое интеллигентных американцев, похожих на наших аспирантов-турслетников. Нинка стала краситься, крутить на ночь бигуди, и еще через пару дней они вместе ужинали и ходили в верховые походы. Нинка кокетничала, хохотала, роняла шарфик, Аня старательно записывала в блокнот услышанные фразовые глаголы и уточняла вторые и третьи значения новых слов. Ей очень понравился сдержанный, словно зашнурованный по самую шею Роб, юрист из Вашингтона, с темными внимательными глазами, редкой, но мягкой улыбкой, с привычкой таскать с собой книжку и в поход, и на завтрак, так будто пытался скрыться от избыточного общения за необходимостью читать. Ане казалось же, что если мужчины и интересуют ее, то теперь исключительно из дружеских побуждений и для интеллектуальных разговоров... Они обменялись телефонами и номерами факсов.

В сентябре Ане пришла зарубежная бандероль. В ней были книги и полный курс учебников. Рано утром в офис пришел факс — Роб уточнял, дошла ли посылка. Аня ответила. Так началась их переписка. Факсы уходили долго и мучительно, связь обрывалась, бумага не проходила, иногда она тратила несколько часов на одну страничку. Однажды промучившись полночи с соединением, Аня обнаружила, что единственно прошедшая страница была вставлена другой стороной, и вместо написанного на обороте письма Робу ушло прошлогоднее расписание занятий начальной группы... 

Ане Бертман жилось комфортно в этом трансатлантическом романе, Роб был прекрасен, виртуален и додуман, а она не была готова к настоящим отношениям — не каждая девушка быстро оправится от осознания факта, что твой  муж изменил тебе с товарищем.

Через год Роб приехал, через полгода улетела на неделю в Вашингтон Аня, у нее появился компьютер и интернет, они писали друг другу по электронной почте и в аське. Они были понятны друг другу и, в конце концов, стали частью обихода, повседневности, только ее доброе утро было его спокойной ночи и наоборот. Аня была счастлива. Правда, совсем перестала готовить... Единственное же, что беспокоило Марину Моисеевну, а потом стало саднить и Аню, — какая-то глухая неопределенность. Роб был по-прежнему сдержан и приветлив, мягок и зашнурован. Решать «подвисший вопрос» взялись Марина Моисеевна и Нинка. Совместными стараниями Аня была отправлена в командировку в Вашингтон под предлогом разведки обменных программ для подростков-студентов, совершенствования языка и закупки новых книг. 

Строго говоря, Аня и сама не противилась плану, рассуждая, что лучше уж к одному концу, чем строить надежды, а еще лучше одной, чтобы без подвоха. Роб был деликатен, приветлив и искренне рад, они много гуляли и даже сходили пару раз на Русские гастроли, где давали сначала «Чайку», а потом «Грозу». Аня грустила и видела знаки.

К концу последней недели Аня Бертман поняла, что главного не случится и ключевых надежд мамы Марины Моисеевны она не оправдает. Ни колец, ни предложений. Не страдала, не металась, почти с облегчением приняла и заскучала. Аня бродила по старой части города, грызла теплую ржаную булку, выбирала крошки из ангорского шарфа, дышала на замерзшие, ставшие арбузными, пальцы, смотрела в витрины — пока не набрела, уставшая, на огромный, похожий на город, супермакет. 

...Это был раж, Олимпийское десятиборье, бурлаки на Волге: она складывала в тележку глянцевые молодые вилки капусты, розовый влажный фарш, желтые неваляшки крупного лука, круглый рис, оранжевый строй крепкой морковки, помидоры, пучки радостной июльского цвета петрушки. Вспомнила, что у Роба нет даже масла, удивилась, что подсолнечное здесь дороже оливкового.

Оставшиеся дни Аня провела на странной Робовой кухне, соединенной так, как не было принято в СССР, со столовой, с огромным пустым холодильником, барной стойкой и, казалось, никогда не пользованным набором кастрюль. Роб приходил с работы, смущенно заглядывал на кухню, где красная и яркая от куража и работы Аня отваривала в соленой воде капусту, вынимала кочерыжки, ошпаривала помидоры, чтобы потом снять с них шкурку, а мягкую, размятую нежным пюре томатную плоть отправить в начинку, резала лук и морковку, мешала фарш с едва пропаренным в кипятке рисом и мелко порубленным луком, а потом туго заворачивала толстые котлетки в блестящие, уже послушные  листья.

В последний вечер ужинали дома. Лоснящимися салатного цвета голубцами с соусом из петрушки и купленной в русском магазине сметаны, поджаренным досуха луком и маленькими американскими ржаными лепешками, которые так неожиданно подходили к русским Аниным голубцам. 

О будущем не говорили, расставались друзьями, добрыми знакомцами, случайными попутчиками, которым вдруг пришлось пройти хорошую, но не долгую дорогу. В морозилке на добрую память Робу Аня оставила 114 голубцов. 

...Аня вернулась свободная и другая. Марина Моисеевна, женщина мудрая и проницательная, не терзала дочь расспросами, но Нинке сообщила, что Аня «опять готовит». Аня перестала сидеть до утра в интернете и пару раз сходила с Нинкой в клуб, где, впрочем, скучала, грустила и не слишком понимала, как себя вести. Она снова приятно округлилась и отрастила каре. На свои занятия приносила то огромную чашку домашнего печенья, то шоколадный торт. Правда на заставке ее 486-го компьютера стояла вашингтонская погода, а будильник на полке с пособиями и методичками все еще показывал время минус 11 часов от местного.

...В первую субботу апреля Марина Моисеевна проснулась от раздражающе деликатных, но частых звонков в дверь. Словно звонивший никак не решался вдавить кнопку пальцем и заранее стеснялся хозяев, но был намерен идти до конца. За заклеенными окнами было слышно, как ревет и негодует вскрывшаяся ночью ото льда Обь и вопят рано объявившиеся голодные речные чайки, забивая и искажая привычный шум большого провинциального города. «Не надо уже кудахтать, когда добрые люди еще кофе не варили», — ворчала суровая Марина Моисеевна, открывая замок и цепочку. На пороге стоял смущенный, чуть бледный от дороги и джетлэга Роб. «Голуп-тсы, — он выговаривал слова по-русски, тщательно и почти без акцента, — кончились... Всё... съел».  

В июне они поженились. На выходе из ЗАГСа Марина Моисеевна встречала «молодых» как и положено — с огромным плетеным караваем и присобаченной в самый центр деревянной солонкой. По правую руку от нее стояла Нинка с хрустальной тарелкой, посреди которой лежал огромный роскошный голубец.

19 февраля 2011, Москва

Рецепт:

Голубцы традиционные

Средней величины кочан капусты хорошо промыть и опустить на 5–10 минут в кипящую соленую воду.

Аккуратно вырезать кочерыжку, разобрать его на листья.

Приготовить фарш из килограмма говядины или говядины и свинины. В фарш пропустить одну крупную луковицу, пару средней величины помидоров, предварительно ошпарив их и удалив шкурку.

Можно также  добавить в фарш и 3-4 столовые ложки квашенной капусты и зелень петрушки.

Вбить яйцо, посолить и поперчить, перемешать.

Отварить до полуготовности в подсоленной воде 5 столовых ложек риса. Добавить в фарш и еще раз тщательно перемешать. Фарш должен стать гладким и однородным.

Положить готовый фарш, отступив 2–3 сантиметра от края листа, и свернуть тугие конвертики.

Готовить можно двумя способами:

1)      плотно уложить голубцы на дно толстостенной кастрюли, залить небольшим количеством кипяченой воды или овощного бульона (так, чтобы жидкость едва покрывала ряды голубцов) и держать на медленном огне до абсолютной готовности

2)      обжарить голубцы с двух сторон и выложить в утятницу или любую толстостенную кастрюлю, после чего потушить в бульоне  15–20 минут.

Время приготовления зависит от размера голубцов и толщины капустных листьев.

Пока голубцы готовятся, можно порезать крупную луковицу кольцами, обвалять каждое кольцо в муке и обжарить во фритюре, откинуть лук на бумажное полотенце и просушить.

Подавать голубцы хорошо с луковыми кольцами и  холодной сметаной, в которую стоит покрошить петрушку, или сметаной, в которую можно добавить мелко порубленный чеснок и размятый очень спелый помидор.