Новая книга о жизни старинной: еще один фрагмент

Близкiй, задиристый гласъ рога возвѣстилъ прибытie блестящей банды охотниковъ.

Из-за рощи показалась кавалькада, за нею – нѣсколько легкихъ, скоростныхъ саней.

Первымъ мчался на бѣлой кобылѣ  прекрасный наѣздникъ въ польскомъ пушномъ платьѣ, безъ шапки, держалъ въ алой рукавицѣ охотничiй рогъ. Темные кудри юноши вились на вѣтру, огромные сѣрые глаза возбужденно блестѣли.

Онъ что-то кричалъ, радостно – и указывалъ всадникамъ на Петра, на растерзанныя тѣла егерей и страшную тушу медвѣдя.

Слѣдомъ гналъ на рыжемъ, сухомъ англiйскомъ жеребцѣ худощавый кавалеръ съ очень блѣднымъ и нѣсколько наглымъ лицомъ, также весьма юный, одѣтый совершенно иначе, по свѣжей лондонской модѣ – въ черный охотничiй костюмъ, съ шарфомъ.

У края рощицы англiйскаго жеребца опередилъ огромный вороной. На спинѣ его съ ловкостiю держалась минiатурная всадница, совсѣмъ еще дѣвочка, въ рыжей шубкѣ, брошенной поверхъ изящнаго преображенскаго мундира. Волосы ея, волшебный сплавъ ярой мѣди и царственнаго злата, вѣтеръ раздувалъ какъ языки пламени. Явленie сей амазонки вмигъ озарило заснѣженную поляну – даже загадочный монашекъ, грѣвшiй пальцы въ медвѣжьихъ кишкахъ, поднялъ на нее полубезумный взоръ.

Въ довершенiи сей забавной картины дѣвочка въ мундирѣ на полномъ скаку вскинула ручку, да грохнула въ небо изъ пистолета.

- Знакомься, братъ, - произнесъ Петръ съ особымъ выраженieмъ. – Моя тетушка Елисаветъ.

Слѣдомъ за сей удивительной троицей поспѣвали дюжины двѣ всадниковъ – молодые, въ богатомъ европейскомъ платьѣ, однако весьма перепуганные.

- Государь! Петръ Алексѣевичъ! – заоралъ на подлетѣ сѣроглазый юноша съ рогомъ въ рукѣ. – Ты живой?!

Петръ подбоченился, кровавой рукою поправилъ шляпу.

- Не шуми, князь Ивашка, - отвѣтилъ. – Медвѣдь царя не обидитъ.

Монашекъ вытащилъ руки изъ дымящегося брюха, отступилъ.

- Царя?.. – пролепеталъ онъ. – Ты…

- Что? – насупился Петръ. – Аль не призналъ?!

Отрокъ пошатнулся.

- Петръ Великiй?! – выдохнулъ онъ.

- Страшно? – Петруша прiосанился пуще, сдвинулъ брови и бѣшено зыркнулъ глазомъ, на дѣдовскiй манеръ. – Да, я – Петръ.

Подмигнулъ:

- Только – другой.

Говорили: на дѣда въ юности пугающе похожъ. Но первый Петръ былъ - черный, грозный. А внукъ – хоть и ростомъ въ дѣда, а будто вычищенъ отъ гари и Божьей рукой выбѣленъ, вызолоченъ. Лазоревыя очи, золотые кудри – наслѣдство кроткой матери. Та была – настоящая принцесса изъ башни, изъ нѣмецкой сказки.

Всадники налетѣли, съ криками посыпались въ снѣгъ; сѣроглазый ловко поймалъ царя въ рыхлую соболью шубу, а рыжая амазонка кинулась глядѣть на медвѣдя.

- My lord, no! You’re injured?[i] – ужаснулся блѣдный юноша, грацiозно соскальзывая съ рыжаго жеребца.

Сразу три гвардейца накинулись на обмершаго монашка.

- Ваше величество! – взревѣлъ усачъ съ красными отъ мороза ушами. – Тутъ злодей, съ пистолемъ! И кровь на рукахъ…

- Полегче! – крикнулъ Петръ, его ужъ подняли на носилки. – Спасителя моего – согрѣть немедля.

Въ единый мигъ монашекъ оказался завернутымъ въ шубу. Появились чарки на золоченомъ блюдѣ. Явился пирогъ въ облакѣ духовитаго пара, а въ тонкомъ фарфорѣ – икра.

- Пей, - приказалъ царь Петръ. – Изъ сей чарки дѣдъ при Полтавѣ пивалъ.

Хоръ молодыхъ голосовъ грянулъ:

- Здоровье государя! Виватъ!

Грохнулъ залпъ, встрѣченный веселымъ визгомъ. Съ полдюжины преображенцевъ оказались дѣвицами, облаченными въ гвардейскie мундиры - въ подражанie прекраснѣйшей изъ всадницъ.

Та, прiоткрывъ пухлый ротъ, накручивая на пальчикъ злато-огненный локонъ, глядѣла, какъ егеря волокутъ убитаго медвѣдя.

- Господи, онъ огроменъ, - прошептала, трепеща рѣсницами. И добавила бойко: - Шкуру, конечно, забираю.

Ѣхали отъ Измайлова въ открытыхъ линеяхъ. Увлекаемыя шестеркой хрипящихъ, яростныхъ коней, царскiя сани немыслимо скоро неслись по визжащему снѣгу. Позади вставало искрящее бѣлое облако.

Куда какъ хорошо лежать на барсахъ, прикрывшись по плечи медвѣдномъ, объѣвшись свѣжей дичи, да въ ногахъ съ прiятствомъ ощущать нагретые камни, завернутые въ кожи, да задумчиво припадать къ бутылкѣ ренскаго…

Петръ вспоминалъ, какъ глядѣлъ на медвѣдя и холодно ждалъ смерти.

Теперь же глядѣлъ онъ на личики двухъ славнѣйшихъ красавицъ  Европы. Обѣ разрумянились отъ вина да мороза, обѣ съ лаской глядятъ на Петрушу, но какiя разныя!

Лизка – бѣленькая да гладкая, точно фарфоровая, и румянецъ  у нея ярко-алый, какъ говорятъ завистницы, - «пастушiй», непристойный.

У княжны Кати Долгорукой смуглыя бархатныя щечки дѣлаются на морозѣ точно бронзовыя. По природѣ томная, говоритъ она мало и медленно. Но какъ бездонны глаза подъ шелковыми рѣсницами… И шея у Кати вдвое длиннѣе, прямо лебединая.

Красавицы, укутавшись въ мѣха по плечи, смѣялись Ивашкинымъ шуткамъ, да все пытались пихнуть его подъ шкурами каблучкомъ.

Сѣроглазый красавецъ  Иванъ Долгорукой не умолкалъ. И пѣсни пѣлъ, и вирши забавные плелъ, а всего чаще насмѣхался надъ бѣднымъ монашкомъ – спасителемъ царя, коего Петръ велѣлъ помѣстить сюда же, подъ шкуры. Въ таинственнаго отрока влили не менѣе трехъ чарокъ водки, и теперь сей, по выраженiю царя, «безкрылый ангелъ» не вязалъ лыка. Только таращилъ осоловѣвшie глаза, что немало потѣшало окружающихъ.

Ивашкѣ помогалъ острить надменный, ироничный Матвѣевъ, покинувшiй англiйское сѣдло и рыжаго жеребца ради мѣста въ царскихъ саняхъ.

- You are blessed, Reverend Father, as a mortal man can be! - восклицалъ Матвѣевъ, изображая восторгъ. – The Emperor is saved by hand and prayer of yours! You will become new Patriarch, I swear![ii]

Иванъ Долгорукiй, блестя глазами, гнулъ свое:

- Что жъ имя ты свое не скажешь? Позабылъ?! – пряча улыбку, щурился сурово на безкрылаго. – Не бѣда. У князь-кесаря въ  застѣнкѣ – чего не дѣлалъ припомнишь.

- Не трусь, миленькiй, - Елисаветъ вытянула ручку из-подъ мѣховаго полога, потрепала юношу за ухо. – Они не причинятъ тебѣ зла. Нынче ты герой.

Незнакомецъ  тряхнулъ головой, сжалъ руками виски:

- Царскую охоту искалъ, а зачѣмъ? Зачѣмъ я здѣсь? – бормоталъ онъ. - Голова болитъ...

- Ахъ, сiе прелестно! – воскликнула Елисаветъ. - Маменька сказывала, нѣкiй кавалеръ кастильскiй - въ  батальѣ израненъ былъ и память утратилъ...

- И я слыхала! – вскинула рѣсницы Катя Долгорукая.

- Влачился сей кавалеръ Эррантъ въ  нищетѣ, не вѣдая собственнаго роду и званiя, - продолжала Елисаветъ. - Впрочемъ милосердная дама прiютила, и сталъ ей слугою.

- А чрезъ годъ оказался - королевичъ! – томно заключила Долгорукая. -  Да госпожу свою замужъ и взялъ!

- Надобно и нашему безпамятному кавалеру милосердную даму сыскать! – оживилась Елисаветъ.

- Ты королевичъ? – спросилъ Петръ. Бѣдняга не могъ отвѣтить.

- Какой королевичъ – въ подрясникѣ? – расхохотался Ивашка. - Небось, послушникъ бѣглый.

- Отрепьевъ  Гришка въ  подрясникѣ начиналъ...  - задумчиво сказалъ царь.

Межъ тѣмъ, дѣвицы весьма оживились.

- Коли королевичъ, непремѣнно завѣтный знакъ имѣется! Вещица памятная, нѣтъ ли? – теребила Елисаветъ несчастнаго отрока.

- Медалiонъ, перстень?

- Только – вотъ, - растерянно отвѣчалъ несчастный отрокъ, указывая на заводной пистолетъ.

- Работа знатная, - хмыкнулъ Ивашка.

- An old craft, but lovely. So lovely[iii], - согласился Матвѣевъ.

- Стало быть, разбойникъ будешь, - предположилъ Долгорукой. - Иль – убiйца подосланный?

- Да какой убiйца! – отмахнулся монашекъ.

Елисаветъ вдругъ щелкнула пальцами, лукаво бровью повела:

- Ахъ! Онъ и есть… тотъ самый?!

- Кто же? – Катя наморщила носикъ.

- Ужасный кавалеръ, что рыщетъ по ночамъ?

- Тотъ хищникъ дѣвичiй? Его поймать не могутъ...

Иванъ Долгорукой, подыгрывая, понизилъ голосъ:

- Но говорятъ, что черный кавалеръ есть демонъ, призракъ!

Царь безъ улыбки посмотрѣлъ на своего спасителя.

- Ты не монахъ. Не зря ты бьешь безъ промаха… А лошадь гдѣ твоя?

 - Да я пѣшкомъ...  - монашекъ развелъ руками.

- Отъ Москвы – въ  Измайлово? – изумился Долгорукой.

- Онъ ангелъ. Онъ на крыльцахъ долетѣлъ! – улыбнулась Елисаветъ. Ей все хотѣлось теребить свѣтлые волосы монашка.

- Ангелъ и есть, - сказалъ Петръ серiозно. - Сестрица Наташа, покойница, заклинала не охотиться боле.

- О да, ты жизнью клялся!

- И обѣтъ нарушилъ...  Нынче смерть была мнѣ писана, а сей таинственный незнакомецъ  – вмѣшался и судьбы перемѣнилъ исходъ. - Царь улыбнулся: - Пока не знаемъ имени, буду величать тебя – Ангелъ. Всѣ слышали?

- Thou, Angel from above, thou willst defend the Throne! [iv]– провозгласилъ Матвѣевъ.

…Елисаветъ вдругъ прислушалась.

- Слыхали? Что нашъ Ангелъ говоритъ?..

Загадочный юноша, глядя въ точку и растирая пальцами виски, шепталъ себѣ подъ носъ.

- Рѣка временъ, рѣка временъ! – повторялъ Ангелъ. - …Въ  своемъ стремленьи - уноситъ всѣ дѣла людей…

Елисаветъ вздохнулъ:

- Несчастный. Бредитъ.

- И давитъ въ  жерновахъ забвенья… народы, царства и царей…

- Дайте молодцу еще водки, - вздохнулъ Ивашка, послушавъ. – Для проясненiя мозговъ.

[i] О нет, мой господин! Вы ранены? (англ).

[ii] Благословен ты, преподобный отче, в полную меру человеческую… Рукою и молитвою твоей спасен Император! Клянусь, быть тебе новым патриархом! (англ).

[iii] Изделие старинное, но прелестное (англ).

[iv] О Ангел, свыше посланный, ты защитишь престол! (англ).