Пора выражать вотум недоверия
О книге князя А.К. Голицына
«Кому же верить? Правда и ложь о захоронении Царской Семьи»
Об авторе книги
Князь А.К. Голицын (р.1932 г.) – представитель знаменитого дворянского рода, Гедиминович. Его двоюродный предок был воспитателем Петра I. В роду Голицыных два фельдмаршала, около 50 генералов, 22 Георгиевских кавалера. И отец А.К. Голицына (Кирилл Николаевич, 1903 -1990), и мать (Наталья Васильевна, урожд. Волкова,1906-1990) – художники. Известный писатель Олег Волков, автор «Погружения во тьму», - старший брат его матери. Семья Голицыных, как и многие их родственники, также вполне испытала «погружение во тьму» при советской власти. В 1962 г. Андрей Кириллович окончил вечернее отделение Полиграфического института. Иллюстрировал Джека Лондона, Бальзака, Флобера. Участник художественных выставок в России и за рубежом, член Союза художников. Некоторые работы А.К. Голицына хранятся в Третьяковской галерее. На учредительной конференции Союза потомков российского дворянства (Российского дворянского собрания) 10 мая 1990 г. избран его предводителем, каковым и оставался до 2002 г. Активный общественный деятель, публицист.
Кратко о содержании
Книга, являющаяся предметом нашего внимания, состоит из очерка князя Зураба Чавчавадзе «Фальшивонотчики» (вместо предисловия), первой части, озаглавленной «Тайны следствия» с подзаголовком «Дело» Н.А. Соколова против «Записки» Юровского-Покровского», второй части, озаглавленной «В поисках истины?» с подзаголовком «Правительственная комиссия решает судьбу екатеринбургских «останков», а также «Эпилога». Кроме этого, в книге содержится 43 приложения: докладные записки, официальные письма и ответы к ним.
Пространный очерк князя З. Чавчавадзе (занимающий 44 стр) знакомит читателя со множеством деталей (и документов, и различных наблюдений автора очерка: от исторических размышлений до живых зарисовок), показывающих сквозную фальшь всего дела: от момента обнаружения останков на Поросенковом Лугу до момента захоронения их в Петропавловском соборе Санкт- Петербурга. Становится очевидным, что ни Гелию Рябову (первооткрывателю останков), ни прокурору-криминалисту В.Н. Соловьеву, ни апологету официальной версии Наталии Розановой доверять нельзя ни в коем случае: слишком много фальши, а порой и просто бесстыжего вранья и деланья вида.
В первой части книги князя А.К. Голицына рассказывается о создании и дается краткий очерк работы Правительственной Комиссии, по изучению вопросов, связанных с исследованием и перезахоронением останков российского импертаора Николая II и его семьи. Таким было официальное название комиссии, очевидно, в самом себе уже содержащее однозначные указания на то, какими будут результаты исследований. Затем автор касается той части следствия Н.А. Соколова, которая относилась к заметанию преступниками следов злодеяни, после чего обращется к истории отыскания останков. В книге показаны серьезные противоречия в рассказах Рябова и Авдонина, обе фигуры выглядят весьма сомнительно. Много внимания уделяется в первой главе документу, на котором основывались поиски останков: так называемой «Записке Юровского». Критически сопоставлены итоговый документ, завершавший следствие 1993-1998 гг., с материалами следствия Н.А. Соколова и рассказами участников расстрела и захоронения.
Н.А. Соколов
Вторая часть посвящена работе Правительственной Комиссии, членом которой князь Андрей Кириллович был с начала ее создания и до завершения работы. Как уже сказано, часть называется «В поисках истины?» - думается, этот вопрос вернее всего может быть истолкован как упрек: и вам не стыдно? Тут уместно поставить читателя в известность, что А.К. Голицын неоднократно и без какого либо успеха обращался к председателю комиссии с заявлениями, выражавшими сомнения и критические замечания. В конце главы содержатся подытоживающие размышления и оценки автора, к которым мы обратимся ниже, а сейчас отметим оптимистический характер завершения книги. Автор верит, что истина восторжествует.
Что главное
Написанная нелицеприятно, но без полемического задора, спокойно и достойно, книга князя А.К. Голицына оставляет впечатление основательного свидетельства. Получаешь огромное облегчение: все встает на свои места. То, что чувствовали многие честные люди, находит свое подтверждение: лживое впечатление производила и вправду ложь, сомнительное и вправду было, без всякого сомнения, скверной.
Ни о каком стремлении к истине, ни о какой беспристрастности исследований, в отношение работы Комиссии 1993-1998 гг, и речи быть не может. Автор резюмирует: «Правительственная комиссия совершенно откровенно проигнорировала всякую точку зрения, в той или иной степени ставившую под сомнение те выводы, к которым пришло официальное следствие. (316) *) <…> Вердикт, вынесенный Правительственной комиссией, явился результатом не скурпулезного научно-исследовательского анализа, а методом силового принуждения на основе односторонней доказательной базы.(319) <…> Проигнорировав разумные призывы Русской Православной Церкви, а также мнение представителей науки и тех общественных кругов, которые настаивали прежде всего на том, чтобы исследования были доведены до логического конца, Правительственная комиссия, используя привычный метод большевистско-коммунистического доказательства, по которому истина в последней инстанции провозглашается волевым решением, поставила точку над проблемой Царских останков, что вместо мира и согласия, о чем не уставали вещать с высоких трибун, привело общество к дополнительному раздражению и расколу» (321).
С последним словом нельзя не согласиться, особенно огорчителен этот раскол среди православных. Надо сказать, что многие (опять же) честные люди верят официальной версии просто потому, что верят науке и, по чистоте душевной, не могут представить самой возможности столь масштабной мистификации.
На доверие к науке и опирались, и опираются сторонники официальной версии: никому ведь не известно, что единомыслие в комиссии 1993-1998 гг. было лишь среди чиновников (и то не всех!), и что всякая научная критика в адрес заключений комиссии попросту отвергалась.
«Остается только уповать, – пишет автор, - на то, что наступят времена, когда власть, освободившись от коммунистического наследия, от «идеалов» сталинизма и демократического лицемерия, встанет на путь нравственного очищения и возврата к духовным ценностям православной, исторической и национальной России. Тогда непременно для власти вопрос подлинности или лживости останков, погребенных в Императорской Усыпальнице, станет предметом национальной гордости и морального долга перед грядущими поколениями, что подвигнет власть назначить новую Экспертизу, не зависимую ни от каких политических и национальных влияний, состоящую исключительно из высококвалифицированных специалистов без всякого бюрократического обременения и личной заинтересованности»
«Записка Юровского»
Коротко изложим официальную версию захоронения расстрелянной Царской Семьи и верных слуг. Вначале тела отвезли на Ганину Яму, где их сбросили в шахту, для временного хранения. Затем (днем 17 июля) Юровский стал искать и нашел более подходящие шахты, после чего вернулся в Екатеринбург. В ночь с 17-го на 18-е Юровский с командой вновь поехали на Ганину Яму, взяв веревки для извлечения трупов и серную кислоту. 18-го пытались часть трупов захоронить в выкопанной тут же яме, но к Ермакову подошел знакомый крестьянин, который мог стать нежелательным свидетелем, отчего яму -----------------------------------------------------------------------
*) В скобках указан номер страницы, с которой взята цитата, - по изданию «Князь А.К. Голицын. Кому же верить? Правда и ложь о захоронении Царской Семьи». М. «Грифон». 2013 г.
закопали и стали ждать вечера, чтобы, под покровом темноты, везти все трупы к найденным подходящим шахтам. Передвижение было трудным, несколько раз застревали. Наконец, ранним утром 19-го, машина окончательно застряла. Рещили хоронить тела прямо на этом месте, выгрузили трупы, два из них сожгли, а остальные захоронили, облив кислотой для неузнаваемости. (Там, «под мостиком из шпал», останки и были найденыГелием Рябовым в 1979 г., в начале же августа 1991 года захоронение было вскрыто и останки извлечены).
Приведенная версия, несогласная с выводами Н.А. Соколова (считавшего, напомним, что все тела были сожжены на Ганиной Яме), содержится в так называемой «Записке Юровского», составленной якобы то ли Юровским, то ли со слов Юровского, в 1920 г. В мае 1989 г. и Г. Рябов, и Э. Радзинский опубликовали этот документ, каждый свой вариант (оба машинописные), Радзинский – найденный им, по его словам, в архиве, Рябов – полученный, как он рассказал, от сына цареубийцы, А. Я. Юровского. А.К. Голицын в своей книге подробно и интересно анализирует расхождения между публикациями. И делает вывод: «Создается впечатление, что все эти противоречия в «Записках Юровского» искусственного образования и гораздо более позднего времени, смысл которых заключается в том, чтобы убедительно выглядело то, что Рябов и Радзинский действительно получили «Записки» мз разных источников, что они действительно, несмотря на странную одновременность своего возникновения, работали самостоятельно, независимо друг от друга, без всякого воздействия откуда-то извне» (136). Далее, начиная новую главку, автор пишет: «Но пора, наконец,назвать вещи своими именами. Никакой «Записки Юровского» на самом деле никогда не существовало. Была «Записка», в которой излагалась, с точки зрения большевистских идеологов, картина убийства Государя и Его Семьи, где Юровскому была отведена первостепенная роль. Ю.А. Буранов в 1997 г., давая интервью корреспонденту «Литературной газеты», сообщил, что документ, автором которого считается Юровский, написан совсем другим человеком». «Я обнаружил в архиве, - говорит далее Буранов, - доселе неизвестный рукописный вариант «Записки» - и сразу стало ясно, что она никак не могла принадлежать самому Юровскому: во-первых, это вовсе не его почерк, во-вторых, там везде повествование о коменданте Дома особого назначения ведется исключительно в третьем лице<…> , в-третьих, она написана безукрозненно грамотным человеком, каким Юровский уж никак не являлся. <…> На Международной конференции в Екатеринбурге мной было заявлено, что так называемая «Записка Юровского» написана отнюдь не им, а академиком Покровским » (136-137).
М.Н. Покровский
Затем А.К. Голицын уделяет внимание личности М.Н. Покровского, фигуры «на большевистском небосклоне известной и весьма заметной». Участник Октябрьского переворота, член ВЦИК, заместитель наркома просвещения, директор Института «красной профессуры», главный историограф Советского государства. «Записка» составлена Покровским через несколько лет после убийства Царской Семьи, но не позднее 1925 года. В «Записке» фигурируют факты, заимствованные из колчаковского следствия, но книга Н.А. Соколова, вышедшая после его смерти в 1925 году изобличает лживость «Записки», поскольку многие факты, установленные следствием Соколова, автору «Записки» известны не были.
«Для Правительственной комиссии и для следствия, которое вела Генеральная прокуратора, находка Бурановым рукописного оригинала Покровского явилась неприятной неожиданностью, - пишет автор – <…> Когда было предано огласке и получило широкий резонанс открытие Буранова, которое никак нельзя было опровергнуть и дезавуировать, очень эластичное соловьевское следствие без всяких комментариев приняло этот факт, тут же публично, устами прокурора-криминалиста заявив, что сей документ есть «свидетельство Юровского, записанное <…> М.Н. Покровским». Заявление это абсолютно голословное, никак документально не обоснованное. Нет ни одного упоминания, даже легендарного, самого ничтожного, не говоря уж о юридическом подтверждении, что Покровский в 1920 году записывал за Юровским его воспоминания» (139-140). А.К. Голицын обращает внимание и на то, что Юровский был для Покровского мелкой сошкой, невозможно представить первого советского историографа в роли интервьюера.
Объяснение мотиваций
Зачем понадобилось создание лживой версии захоронения Царской Семьи? Автор книги предлагает разумное объяснение. Заметив, что утвердившейся советской власти предстояло налаживать отношения с западными странами и что в начале 1920-х годов вышли книги, описывавшие ужасы расстрела Царской Семьи и неприглядные подробности заметания следов злодеяния, А.К. Голицын пишет: «Покровскому поручают сформулировать, естественно, для внешнего использования, более благообразную картину расстрела Царской Семьи, введя ее в рамки, хоть и жестокие, но объяснимые с точки зрения военной ситуации. Нужно было убедить мир, что на руднике никаких раздирающих дущу сцен не происходило, что тела расстрелянных вывезли за пределы города и без всякого глумления предали земле». Становится понятным, почему и Юровский (на встрече со старыми большевиками в Свердловске в 1934 г.), и участники расстрела, оставшиеся в живых и допрошенные в начале 1960-х годов в ЦК КПСС, держались «застрявшей машины» и «мостика из шпал» - им было дано партийное указание. (Другое дело, что они противоречат друг другу и противоречат документально зафиксированным свидетельствам следствия Н.А. Соколова).
Мотивации тех (и кто они?), кому были выгодны находки Рябова, Авдонина и Радзинского еще при советской власти (напомним, что изъятие останков на Поросенковом Логе происходило за пару недель до крушения коммунистического режима), князь Андрей Кириллович почти не касается. Но предлагает объяснение и тому, зачем ельцинской власти понадобился уклон в «монархическую сторону», напоминание народу о большевистском злодеянии и торжественное захоронение Царской Семьи в Петропавловском соборе. Это нужно было Ельцину в свете опасности коммунистического реванша.
Скажу от себя, что тут был, конечно, и пафос псевдопокаяния. Вспомним, как в 1998 г. твердил Борис Николаевич: «Нужно закрыть страницу».
Кому сейчас остаются выгодными официальная версия, отыскание «останков великой княжны Марии и наследника Алексея» и желательность их захоронения? Дело темное, не знает никто, и навряд ли это выяснится в ближайшее время.
Кто же был захоронен «под мостиком»?
После возвращения большевиков в Екатеринбург, в 1919 г., Юровский был назначен комиссаром областной ЧК. Ничто не мешало ему, спокойно, по-деловому создать (из нескольких подходящих несчастных жертв) захоронение «под мостиком», которое, по приказу партии, соответствовало бы задуманному плану дезинформации. К этой мысли приходишь, узнав из книги А.К. Голицына, что захоронение, скорее всего, относится к 1919 г.
Здесь, по необходимости коротко, нельзя не обратиться к Петру Ермакову, цареубийце, жившему на Урале и скончавшемуся в 1952 г в г. Свердловске. В своих воспоминаниях о расстреле Царской Семьи Ермаков утверждал, что тела были сожжены. В «Записке» Покровского он упоминается в сугубо негативном ключе. Понятно, каким должно было быть отношение к этой фигуре со стороны официального следствия 1993-1998 гг. Все же Ермаков пригодился В.Н. Соловьеву: его фотография на пресловутом «мостике из шпал», сделанная Юровским в 1919 г., считается дополнительным свидетельством в пользу официальной версии. А надо сказать, что, как пишет А.К. Голицын (стр.194), в 1997 г. газета «Комсомольская правда» опубликовала обращение к патриарху Алексию II журналиста А. Мурзина, поделившегося рассказами о своем общении с П. Ермаковым, с которым он неоднократно встречался в 1952 г. (т.е. в год его смерти), когда учился на факультете журналистики Уральского университета. А. Мурзин сообщает, что говорил Ермаков об убийстве Царской Семьи и ее захоронении, эти сообщения противоречат версии В.Н. Соловьева. Автор книги «Кому же верить?» замечает, что другие участники расстрела (которым В.Н. Соловьев доверяет!) подтверждают отдельные факты из рассказов Ермакова. Но продолжим о фотографии. А. Мурзин рассказывает, со слов Ермакова, историю появления этого снимка. Однажды в 1919 г. Юровский привез к «мостику» группу «самых надежных товарищей» и сказал им, что тут и находятся Царские останки. Ермаков чуть не расхохотался: «Я же в ту ночь следом за вами ехал и никого тут не видел». Тогда Юровский и говорит: «Ты у нас самый главный, вот дай я тебя на этом историческом месте и сфотографирую». И сфотографировал.
Фотография "мостика", сделанная Н.А. Соколовым
Фотография П. Ермакова на "мостике", сделанная в 1919 году Юровским
Два момента отмечены в книге А. Голицына. Во-первых, что никакого резона врать (держаться версии сожжения тел, если она ложна) у Ермакова не было, он мог навлечь на себя только неприятности. Он и навлекал: ему не раз было сделано внушение поменьше болтать о расстреле, никаких правительственных наград он не имел... А во-вторых, что если сравнить фотографию мостика с Ермаковым и фотографию, сделанную Н.А. Соколовым (ее также любят приводить сторонники официальной версии: вот мол, сфотографировал и прошел мимо!), то можно заметить невооруженным глазом: у Соколова мостик, очевидно, шаткий, полуразрушенный, а у Юровского – из ровно уложенных шпал, вокруг – свежие следы работ...
Впрочем, вопрос о датировке захоронения в Поросенковом Логе – отдельная сложная тема. Достоверно известно только, что Гелий Рябов рассказывал то-то, Александр Авдонин то-то... Судмедэксперт Ю.А. Григорьев (см. о нем ниже) считает, что мертвые тела не могли находиться в почве Поросенкового Лога в течение десятков лет, и обосновывает это. Так что нельзя отметать и версии князя З. Чавчавадзе: Рябов сам положил под «мостик» то, что было им «найдено».
Как бы то ни было, фотография П. Ермакова показывает, что «мостиком из шпал» чекисты актвино занимались в 1919 г.
Непрозрачная генетика
Главный (и единственный) весомый аргумент в пользу признания найденных останков царскими – генетическая идентификация.
Исследования останков начались через две недели после их извлечения, т.е. в конце лета 1991 г. Правительственная Комиссия была создана в октябре 1993 г. и на третий день после ее учреждения состоялось первое заседание. На первом же заседании был поставлен вопрос о перезахоронении, и, помимо группы, которая должна была заниматься исследованиями, была уже назначена группа, которая будет заниматься вопросами ритуала и церемонии, а также группа, которая должна была определить дату и место перезахоронения. Каждой из последних двух групп было предписано в недельный (!) срок подготовить доклады с конкретными рекомендациями и предложениями, а В.О. Плаксину, возглавившему первую группу, – составить справку «о ходе выполнения судебно-медицинской экспертизы». А.К. Голицын назвал такое начало работы комиссии «авральным». Понятно, что такая авральность была связана не то что с «тенденциозностью», а просто с априорной заданностью результатов.
В.О. Плаксин был главным судебно-медицинским экспертом Минздрава РФ. На первом же заседании он заявил, что основная часть экспертизы завершена, а на заседании, состоявшемся через три с половиной месяца, 8 февраля 1994 г., сказал: «Экспертиза закончена. <…> те результаты, которые существуют, позволяют в категорической форме сказать, что идентификация останков завершена и что дальнейшее проведение исследований следует прекратить» (215).
С той же определенностью в июне 1994 г., в Справке, представленной в Комиссию, писал прокурор-криминалист В.Н. Соловьев: «...экспертиза с избыточно высокой степенью достоверности доказала принадлежность пяти скелетов лицам, представляющим одну семейную группу в составе(далее следует перечисление по именам). Судебно-медицинская экспертиза завершена. Экспертная комиссия считает, что полученная совокупность результатов проведенных антропологических и генетических исследований в силу своей поглощающей идентификационной значимости исключает необходимость проведения еще каких-либо исследований для подтверждения выводов экспертизы» (71). Вот так слово здесь найдено прокурором-криминалистом! «Поглощающая идентификационная значимость»! Так «поглощает» всякую карту козырной туз. Впрочем, нетрудно видеть в этих словах и «лишок» нажима: выражения «избыточно высокая степень достоверности» и «поглощающая ... значимость» говорят о той фальши, о которой пишет князь З. Чавчавадзе.
В.Н. Словьев, фото из книги А.К. Голицына
В мировой криминалистической и юридической практике нет, однако, ни понятия «поглощения» одних фактов другими, одних результатов исследований другими, ни такого безоговорочного доверия к генетическим экспертизам. Более того, во всех цивилизованных странах нарушения процедурного характера служат основанием (лишь был бы истец) для повторных научных исследований.
А процедурных нарушений, допущенных следствием, возглавлявшимся В.Н. Соловьевым, было предостаточно, и общественность обращала на них внимание, да только голос ее – разве истец? Взять хотя бы то, что фрагменты тканей, извлеченные для исследований, превозились В.Н. Соловьевым... в спортивной сумке!
Главное, впрочем, заключается в том, что пишет князь А.К. Голицын, повествуя о заседании Комиссии 30 сентября 1995 г. Несмотря ни на какие замечания, ни на какую критику. Генеральная прокуратура закрыла тогда уголовное дело по факту нибели Царской Семьи, а Комиссия приняла решение о торжественном перезахоронении останков в день Прощёного воскресенья 1996 г. (что, как известно, не состоялось).
Рассказав о выступлении В.О. Плаксина (которое читатель без труда представит), автор пишет: «Судить о достоверности медицинских исследований я, естественно, никоим образом не берусь, но я знаю, что целый ряд медиков, специалистов в разных областях, выражали достаточно веские сомнения, а порой полное неприятие всего того, к чему пришла судебно-медицинская экспертиза. Единственное, о чем я могу говорить с полной ответственностью, - это то, что членам Комиссии никогда не были представлены материалы, которые бы документально подтверждали «передвижение образцов» из екатеринбургского захоронения, отобранных для экспертизы, «от места взятия до места лабораторного исследования» <…> Какие фрагменты отправлялись на исследование, от каких костных останков эти фрагменты брались, в каком количестве, кто непосредственно эту работу осуществлял, в присутствии кого и как эта процедура происходила и фиксировалась, как гарантировать то, что именно те самые фрагменты, извлеченные из захоронения, были досталвены в лабораторию для исследования, и чем гарантировать, что на каком-то этапе не произошла подмена, и прочая и прочая...Таких документов члены Комиссии никогда не получали и удовлетворялись лишь устной информацией» (229).
Тут стоит рассказать, что следствию В.Н. Соловьева удалось привлечь к работе ведущего российского ученого в области молекулярной генетики Евгения Ивановича Рогаева, титулование которого заняло бы не меньше, чем пол-абзаца. Е. И. Рогаев пользуется уважением во всем мире, не доверять его исследованиям просто невозможно. Проблема только в одном: что давали ему сравнивать?
В комиссии
По просьбе Патриарха Алексия II в начале 1994 г. в Комиссию был включен старший научный сотрудник Института всеобщей истории РАН Сергей Алексеевич Беляев, известный церковный археолог (он открыл в Херсонесе место крещения св. кн. Владимира). Беляев составил обстоятельный доклад с замечаниями в адрес работы Правительственной Комиссии (А.К. Голицын приводит его полностью в виде Приложения 13). В докладе отмечены пять (!) различных видов исследований, необходимых для дела и не проведенных следствием, а по поводу уже проведенных антропологических исследований сделан целый ряд замечаний. Рекомендацию Патриарха проигнорировать было невозможно, и на одном из весенних (1994 г.) заседаний С.А. Беляев изложил Комиссии свои замечания. Стоит сказать, что к этому времени документ о завершении следствия Генеральной прокуратурой был уже готов, оставалось только принять его. Реакция на доклад Беляева была, как пишет Голицын, довольно бурной, но с необходимостью продолжить исследования согласились. Или сделали вид, что согласились, из уважения к Церкви. Было решено, что, «в связи с позицией Святейшего Патриарха» (?!), документ должен быть дополнен ... еще одной генетической экспертизой! При чем тут, спрашивается еще одна генетическая экспертиза, если речь шла о недостатке комплексного подхода? Это характернейший эпизод.
С.А.Беляев
Еще один член комиссии, Вениамиин Васильевич Алексеев, доктор исторических наук, академик РАН, последовательно держался бескомпромиссной научной позиции, не раз заявляя, тем или другим образом, о несостоятельности исторических исследований, на которые опирается Комиссия. Результатом подобных дискуссий явилось решение, принятое Комиссией 3 ноября 1997 г. о... вынесении исторических аспектов проблемы за рамки работы Комиссии!
В.В. Алексеев
По завершении деятельности Комиссии, и В.В Алексеев http://www.tzar-nikolai.orthodoxy.ru/ost/al.htm, и С.А. Беляев
http://www.tzar-nikolai.orthodoxy.ru/ost/bel_mn/bel_mn.htm
выразили, каждый, свое особое мнение. Понятное дело, что никто из сторонников официальной версии никогда не упоминал об этом. Как в 1998 г., так и позднее общественность заверяли, что все в полном порядке. Замалчивание, один из традиционных и весьма эффективных приемов, был взят на вооружение и Правительственной Комиссией.
Наиболее ярким образом это проявилось во взаимодействии с Российской зарубежной экспертной Комиссией, созданной в США ревнителями памяти царственных мучеников еще в 1989 г. (как только стало известно о находке Г. Рябова). В конце 1993 г. Нью-Йорк посетил В.В. Алексеев, он привез от зарубежной Комиссии для Комиссии российской письмо на имя председателя и документ, названный Меморандумом N1. (А.К. Голицын приводит последний как Приложение 6). Вместе с общей обеспокоенностью, Меморандум ставил конкретные вопросы, по которым высказывал настороженность и подозрения. Меморандум был получен, но никакому анализу и обсуждению подвергнут не был. Вообще никакой реакции (даже сообщения о получении письма и документа) на инициативу Зарубежной комиссии не последовало. Князю Андрею Кирилловичу позвонили из Нью-Йорка с жалобой на невнимание, о каковом звонке А.К. Голицын известил председателя письмом. Никакой реакции. «Было понятно, - пишет автор книги, - что вмешательство Зарубежной комиссии нежелательно» (70). Тем не менее, в 1995 г. членов Зарубежной комиссии пригласили в Москву, и 30 сентября 1995 г. они приняли участие в заседании. Им дали выступить. Отдав дань уважения проделанной работе, члены Зарубежной комиссии высказались нелицеприятно и весьма критически по многим важным аспектам (см. стр. 231-235). «Выступление представителей Зарубежной комиссии было выслушано довольно спокойно, никаких вопросов не последовало, полемики не было. Яров(председатель – А.М.) поблагодарил «гостей» и, как опытный аппаратчик, посетовал на то, что в сявзи с ограничением во времени дискуссию придется закончить.На этом благополучно расстались, чтобы больше уже никогда не встречаться» (235). Нетрудно догадаться, каким был соответствующий пункт протокола заседания: «Принять к сведению» и только. Ни тогда, ни впоследствии никто не услышал о существовании Российской зарубежной экспертной Комиссии и о ее тревогах.
Примечательно, что за пять (без малого) лет существования Комиссии сменилось четыре ее председателя: Ю.Ф. Яров (1993-1996), В.Г. Кинелёв (1996-1997), В.Н. Игнатенко (1997), Б.Е. Немцов (конец 1997- лето 1998). На первом же заседании Комиссии под своим руководством Б. Немцов заявил, что «решение вопросов, связанных с идентификацией останкво Императора Николая II и членов его Семьи неоправданно затянулось » (77). Было объявлено, что в январе 1998 г. Комиссия завершит свою работу. Действительно, финальное заседание состоялось 30 января 1998 г. «Никакого официального документа членам Комиссии предъявлено не было, и никакого официального документа, касающегося завершения работы Комиссии, члены Комиссии не подписывали» (284)
Б.Е. Немцов
Князь Андрей Кириллович рассказывает: «Не рассчитывая ни на какую реакцию и понимая полную бессмыслицу своей инициативы, я все же передал в адрес Правительственной комиссии «Записку», в которой выразил свое отрицательное отношение к работе, проведенной прокурором-криминалистом Соловьевым, отметив, что в ней полностью отсутствует следственно-криминалистический анализ и что все так называемое следственное производство по своему содержанию представляет не юридический документ, а популярное литературно-детективное изложение исторических событий по известным источникам» (84). Письменные материалы А.К. Голицына, переданные им в Комиссию, содержатся в его книге в виде Приложений NN 39-41.
Профессиональная критика
В 1998 г. вышел сборник «Правда о Екатеринбургской трагедии». В нем принял участие доктор исторических наук Александр Иванович Быстрыкин, ныне глава Следственного комитета РФ. В статье, посвященной «процессуально-криминалистическому анализу материалов следствия» он писал: «Прежде всего, вызывает сомнение компетентность Комиссии: может ли она в данном составе рассматривать вопросы такой сложности. Из 23 человек членов Комиссии – 12 явдя.тся чиновниками различных государственныъх ведомств, по-видимому, не обладающими специальными познаниями и квалификацией, необходимыми для разрешения вопросов, рассматриваемых Комиссией. Обращает на себя внимание и отсутствие в составе Комиссии представителей юридической науки и практики.<…> Собранные следователем В.Н. Соловьевым доказательства отличаются односторонностью, поскольку в процессе раследования следователем воспринимались и фиксировались только те доказательства, которые укладывались в единственную версию<…> Но такой подход противоречит элементарным правилам криминалистики о планировании расследования и выдвижении следственных версий. В соответствии с этими правилами выдвигаются все возможные по обстоятельствам дела версии, они отрабатываются параллельно и одновременно, проверка каждой версии хаканчивается только тогда, когда в результате следственных и процессуальных действий установлена (доказана) ее несостоятельность.<…> Все вышеизложенное позволяет утверждать, что обстоятельства, связанные с обнаружением отстанков неизвестных лиц в окрестностях Екатеринбурга, нуждаются в дополнительной проверке путем производства дополнительного расследования» (283)
Персона нон грата
Естественно, в книге А.К. Голицына множество раз упомянут прокурор-криминалист В.Н. Соловьев. Возникает такое представление об этой фигуре, что вспоминаются и «первый человек» господина Стебелькова из «Подростка» Достоевского, и Хлестаков, и Чичиков. За неимением возможности (да и нежеланием) говорить о В.Н. Соловьеве подробно, приведем только два эпизода – из начала и конца книги А.К. Голицына. Автор и сам отмечает их симметричность. Он пишет в первой части: «Впечатление от встречи (первой встречи с В.Н. Соловьевым - А.М.) осталось прекрасное. <…> Меня приятно обрадовало то, что Владимир Николаевич, как он очень искренне и уверенно говорил, считает долгом профессиональной чести и обязанностью патриота своего Отечества в этом страшном и запутанном деле, оставаясь независимым от каких-либо посторонних влияний, твердо стоять на пути поиска правды».(63) Через очень короткий срок обнаружилось, что прокурор-криминалист уже совершенно свободен от данных в дружеской беседе обязательств морали и чести. В июне 2007 г. были найдены «останки великой княжны Марии и цесаревича Алексея». А.К. Голицын рассказывает: «Именно в это время, совершенно неожиданно я встретился с прокурором-криминалистом в метро. Естественно, разговор сразу же начался с сенсационной находки. Почему-то Соловьев эту тему пожелал обсудить более обстоятельно. Мне тоже было интересно, и мы уютно устроились в кафе на Якиманке.<…>Соловьев выражал опасение по поводу самой находки и достоверности той информации» (297). Прокурор-криминалист хотел привлечь князя к выступлению в средствах массовой информации, чтобы высказать с предельной откровенностью сомнения, о которых они долго и подробно говорили в кафе. Все объяснялось очень просто: находку совершили, не привлекая В.Н. Соловьева, а в сообщениях об этом его даже совсем не упоминали! «Но в августе (2007 г. – А.М.) уголовное дело, закрытое в 1998 г., было возобновлено, и Соловьев вернулся на «круги своя». Он снова возглавил следствие, и весь его критиканский запал рассеялся, как дым» (299)
Позиция Церкви: корректность и непреклонность
Читая книгу А.К. Голицына, знакомишься с тем, как держался владыка Ювеналий, член Комиссии во все время ее существования. «Деликатно, но твердо» - так пишет автор о митрополите, касаясь эпизодов, в которых участвовал владыка. В 1995-1996 гг, когда шла подготовка к президентским выборам, Комиссия стремилась приурочить к этому времени торжественное погребение «Царских останков». «Тогда Яровым и Собчаком была совершена попытка в довольно грубой форме принудить митрополита Ювеналия согласиться с заключением Прокуратуры и выводами судебной экспертизы. Это привело к конфликту. Владыка заявил, что «игнорирование позиции Русской Православной Церкви может поставить под вопрос дальнейшее участие представителя Церкви в работе Комиссии» (76). Понятно, что на такой скандал Комиссия пойти не могла.
Напомним, что Церковь выработала компромиссный вариант (и настаивала на нем, ввиду того, что человеческие останки оставались так долго не погребенными): захоронение останков в символической могиле-памятнике и продолжение их изучения (решение Синода 26 февраля 1998 г.) . «Это вызвало недовольство и раздражение» (288). Началась кампания против Церкви – на стр. 288-293 автор выразительно о ней рассказывает. «Если пресса действовала публично, - пишет А.К. Голицын, - нагнетая в обществе непонимание и в какой-то степени раздражение в адрес главным образом Священного Синода, то власть, как всегда, как принято еще с советских времен, работала приватно, методом психологического воздействия, что не исключало разные формы шантажа и угроз. «Вечерняя Москва» в те дни писала: «Светская власть, которая заинтересована в осуществлении своего сценария захоронения, оказывала постоянное давление на Русскую Православную Церковь. Состоялись неоднократн sе встречи президента Б.Ельцина и Патриарха Алексия II, письмо премьера Кириленко, уговоры Б. Немцова. Такой прессинг привёл к прямо противоположным результатам » (292). В 2007 г. владыка Кирилл (будущий Патриарх), будучи в Карловых Варах, дал интервью журналу русской диаспоры в Чехии, в котором, в частности, сказал: «На нашу Церковь было оказано колоссальное давление со стороны высокопоставленных чиновников ельцинского правительства. Я имел разговор с одним таким деятелем, он лично угрожал мне, если мы не согласимся с выводами экспертизы» (292). Другой представитель власти, придя на заседание Синода, угрожал тем, что несогласие Церкви может быть рассмотрено... как нарушение закона! (293)
Князь А.К. Голицын и Святейший Патриарх Алексий II
Как мы помним, Патриарх отказал Президенту в просьбе приехать в Петербург 17 июля 1998 г. Интересно было узнать из книги А.К. Голицына, что в этот день Святейший Патриарх Алексий II совершил заупокойное богослужение (литургию и панихиду по Царской Семье) в Успенском Соборе Троице-Сергиевой Лавры, куда прибыла и Мария Владимировна Романова, «вняв разумному совету князя Чавчавадзе» (296). На этом богослужении в Сергиевой Лавре присутствовали и четыре бывших члена Комиссии, в том числе С.А. Беляев и А.К Голицын.
О книге Ю.А. Григорьева
В рамках затронутой темы нельзя не напомнить о книге петербургского судмедэксперта и криминалиста Юрия Александровича Григорьева «Последний император России. Тайна гибели», вышедшей в 2009 г. и содержащей разоблачение официальной версии касательно «екатеринбургских останков». В частности, в книге Григорьева показана лживость текста «Записки» Юровского-Покровского*) и приведены серьезные криминалистические соображения в пользу версии Н.А. Соколова. Никто не опровергал рассуждения и выводы Ю.А. Григорьева, его книга вообще не обсуждалась, но была подвергнута все тому же замалчиванию (и, верно, по этой причине прошла мимо князя А.К. Голицына). В наших публикациях, упомянутых в самом начале статьи, книга Ю.А. Григорьева играет существенную роль.
Осталось три с половиной года
До 17 июля 2018 г. осталось три с половиной года, чуть меньше. По человеческим меркам, за столь короткий срок сокрушить махину лжи, обеспеченную мощными, тайными и явными, поддержками, невозможно. Но можно, думается, быть вполне уверенным, что, после публикаций книг Ю.А. Григорьева и А.К. Голицына, надежды сторонников официальной версии на церковное признание «екатеринбургских останков» оправданы не будут. А без него церковное погребение «останков великой княжны Марии и цесаревича Алексея» вряд ли для кого-нибудь будет приемлемо. Напомним, что 17 июля 1998 г. в Петропавловском соборе г. Санкт-Петербурга Церковь отпевала погребаемых – но не Романовых, а «ихже имена Господи Ты веси». Было бы дико с той же формулой отпевать и тех, чьи останки нашли в 2007г.
Очевидна необходимость создания новой Экспертизы, о которой писали А.И. Быстрыкин и князь А.К. Голицын. Только Церковь может поставить вопрос об этом перед Президентом и имеет к тому основания и причины. Книга «Кому же верить?» заканчивается словами «Не в силе Бог, а в правде!». В завершение нашей статьи хочется вспомнить и слова Христовы: «Невозможное человекам, возможно Богу» (Лк.18.27).
------------------------------------------------------------------------------------------
*) Да и на рядового читателя, даже в кратчайшем изложении, «Записка» сразу производит сомнительное впечатление: взять хотя бы выкапывание ямы и ее закапывание - из-за свидетеля, которого чекистам ничего не стоило ликвидировать.