Высокое напряжение: «ГРОЗАГРОЗА» в Театре Наций

Фото: С. Петров, Театр Наций

В его интерпретации Катерина (Юлия Пересильд) не выглядит эмансипированным борцом за права женщины в царстве консервативного мракобесия, как было принято утверждать со времён Николая Добролюбова. Далёк режиссёр и от религиозно-нравственного толкования драмы. Запуганная, рвущаяся на волю как-то робко и нерешительно, героиня выглядит как юродивая. Марчелли заставляет её нарезать круги по сцене, ползать по рядам, обмазанной кровью, бросаться в омут в соседнем бассейне…

Чтобы подчеркнуть несамостоятельность, легкомыслие и слабую волю героини, Марчелли отдаёт роли мужа Катерины Тихона и любовника Бориса одному актёру (Павел Чинарев). Выходит, Катерина влюбилась в созданный ею же самой образ, надумала себе эту любовь ― то ли от скуки и безумства, то ли из стремления вырваться за пределы своего тесного дома. Такая Катерина вполне могла бы закончить жизнь, не утопившись в глубокой Волге, а приняв ванну с воткнутым в розетку феном.

Фото: С. Петров, Театр Наций

Ещё ярче выписаны образы «тёмного царства». Властную Кабаниху (у Марчелли ― молодую и красивую) играет Анастасия Светлова, и ревность к невестке из-за сына приобретает двусмысленный характер. Борьбу за внимание зала устраивают просвещённый Кулигин и странница Феклуша (невероятно органичная Анна Галинова), причём «мракобесы» одерживают верх в этом изначально неравном состязании: как победный гимн звучит «Рыба моей мечты» группы «Ленинград» под аккомпанемент балалайки.

Выловить эту «рыбу мечты» в надувном бассейне Катерине помогает золовка Варвара ― то ли из сочувствия, то ли из жажды эксперимента. Юлия Хлынина играет роковую женщину, которая уже давно наплевала на все нравственные законы: это Нина Заречная из «Чайки» в постановке того же Евгения Марчелли после падения. По законам тёмного царства ― лишь бы «шито-крыто» было. И действительно, прозрачная декорация защищает от дождя и Варвару, и Тихона ― мокнет только Катерина.

Фото: С. Петров, Театр Наций

Отчаявшаяся героиня уже и рада окунуться в бассейн, откуда приветливо и соблазнительно машут хвостами обнажённые русалки-утопленницы, ведь попытки обрести счастье в этом заведомо несправедливом мире обречены. Хоть напоследок глотнуть свободы, пусть и подмочив репутацию! Катерина сбрасывает с себя тяжёлые платформы-вериги и водонепроницаемый плащ ― символ её нравственного пленения, оставаясь в исподнем. Модный, но неудобный прикид зато очень идёт Варваре (костюмы Фагили Сельской) и Кабанихе.

Получается, в спектакле Евгения Марчелли правы оказываются ряженые странницы (у Островского они несколько не в себе), утверждающие, что красота на грех обрекает, в геенну огненную ведёт. Их слова кажутся вполне резонными: Катерина от обретённой свободы потихоньку задыхается, как рыба, выброшенная на берег. Она не Варвара, ей не к лицу порок. Для нормального существования её необходима нравственная чистота, она выросла в домостроевском обществе и, глотнув вольного, но горького воздуха, отравилась.

Фото: С. Петров, Театр Наций

Любовь в спектакле становится не благом, а наказанием за грех отступления. Живи Катерина с мужем, не требуя большего ― глядишь, протянула бы ещё в своём «болоте». А захотела русалочка на свободу ― так получай человеческие проблемы. Человек смертен, для него опасны электрические разряды, а что такое любовь, если не электричество? Оно несовместимо с водными стихиями и угрожает коротким замыканием. Приходится выбирать: либо честно колупаться в луже, либо бегать в грозу и рисковать собственной жизнью.

Режиссёр Евгений Марчелли, худрук Волковского театра в Ярославле, новатор по форме, выступает в этом спектакле неожиданно консервативно: революционная Катерина, провозглашающая личную свободу у Островского, в спектакле «ГРОЗАГРОЗА» по всем фронтам проигрывает тёмному царству, цельному и честному перед самим собой. Именно на его стороне оказывается правда, и оттого эти «мракобесы» выглядят такими привлекательными.