Цареубийцы и вправду были людьми. Реплика на статью Андрея Зайцева «Как расстреляли царя»

Книга будет такая же?

Вначале автор предлагает задуматься над тем, что при серьезном историческом подходе недопустимо создание упрощенной «черно-белой» картины, простой перемены знаков. Справедливо, хоть и изложено в некоем полемическом запале против современных исследователей, пытающихся будто бы «фактически обожествлять» Царя-мученика. С «запалом» не поспоришь, заметим только, что А. Зайцев остается верным себе — девять лет назад, на Царский день 2010 года, также была публикация Зайцева «Святой император. 10 лет спустя», в которой присутствовали тот же настрой и те же сетования.

В теперешней статье «Как расстреляли царя» нам предлагается вспомнить о том, что цареубийцы считали себя выполняющими революционный долг и для вящей возможности представить за них приводится отрывок из стихотворения Маяковского «Император». В этом нет ничего нового. Напоминание о революционных идеях и соответственном отношении к носителю царской власти не создает стереоскопической картины. Далее мы получаем обещание: «нам предстоит тяжелое путешествие во времени». Оно не выполняется. Ибо, начав с оговорки: «сначала скажу о показаниях тех, кто убивал царскую семью», следуют только эти «показания», а именно несколько цитат из «Записки Юровского» и только из нее, перемежаемые авторским текстом, в частности, некоторым обсуждением «сложности вопроса» касательно драгоценностей, зашитых в одежды царицы и дочерей.

Статья наскоро завершается следующим текстом:

«В конце ХХ века серия экспертиз подтвердила достоверность описания расстрела в рассказах его участников. Никто из семьи Романовых не спасся, на екатеринбургских останках найдены следу от пуль и штыков. Так что ответ на вопрос, как была убита царская семья, получен. Сложнее разобраться с тем, кто, когда и почему приказал расстрелять 11 человек».

Если бы автор послушался, можно было бы ему посоветовать не спешить с публикацией книги, раз он с такой определенностью верит в подлинность «екатеринбургских останков» и предполагает опираться на соответствующую версию. Следствие не закончено, материалы до сих пор не опубликованы, вопрос о подлинности останков не решен.

Примечательно, что, обсуждая проблему с драгоценностями, А. Зайцев цитирует книгу судмедэксперта Юрия Григорьева «Последний Царь России. Тайна гибели» («АСТ», 2009), по какой-то причине не упоминая ее названия и обращаясь к ней лишь по конкретному частному поводу. Но она посвящена не только вопросу о драгоценностях! — у Григорьева это просто одно из целого ряда замечаний, изобличающих ложь Юровского.

Вот и главная претензия к Зайцеву касается того, что, вставляя те или иные оговорки, он все-таки Юровскому верит, обращается к «Записке Юровского» как к достоверному историческому документу. Но при серьезном историческом подходе «Записку» нельзя считать документом без кавычек. Доктор исторических наук, профессор Ю.А. Буранов (1933-2004), крупнейший отечественный архивист, занимавшийся темой гибели Романовых, обнаружил в 1997 году исходный рукописный текст «Записки». Рука — М.Н. Покровского, большевика-историка, видного деятеля молодой Советской республики, первого фальсификатора нашей истории. Ю. Буранов с определенностью считал, что «Записка Юровского» — «фальсификат, созданный в недрах ВЧК-ВКП(б)». Таковому вопросу посвящены три статьи (Ю. Буранова, Н. Росса и С. Беляева) в сборнике «Правда о екатеринбурской трагедии» (М., 1998).

Первая страница рукописи М.Н. Покровского

В недавнее время, в полемике касательно «екатеринбургских останков», публиковавшейся на портале «Православие.ру», есть статья Андрея Мановцева «О доверии к "Записке Юровского" не может быть и речи». На нее, правда, был получен ответ Юрия Жука «Записка Юровского: мнимые противоречия подлинного документа». В связи с последним А. Мановцевым и В. Афонским была написана статья «К версии Покровского-Юровского», уже не получившая никакого ответа. Позволю себе привести тот пример, что был озвучен мною на памятной конференции «Дело об убийстве Царской Семьи», проходившей 27 ноября 2017 года в московском Сретенском монастыре, и не получил никакого ответа. Если верить «Записке Юровского», то в ночь с 18 июля на 19-е 1918 года, расстояние в 200 метров от ж/д переезда №184 до предполагаемого места захоронения останков на Поросенковом Логу машина с трупами преодолевала в течение пяти часов. Это означает только одно: Покровский писал «Записку», не вдаваясь в подробности, не считал это нужным.

Письмо Юровского в связи с передачей револьвера в музей Революции. Обратите внимание на безграмотность: написано «растрела»

Существует очень много книг, посвященных гибели Царской Семьи. Что-то могло в них быть и упущено, а историк А. Зайцев мог восполнить это. Однако не верится.

Это были люди

Обратимся к тому, что есть ценного в статье А. Зайцева «Как расстреляли царя». Хоть бы оно и было выражено в острой форме. Читаем в начале статьи: «При оценке исторических событий и действий нельзя просто менять знаки с плюса на минус. При советской власти Николай II был исчадием ада, а те, кто совершил это чудовищное преступление — героями. В наши дни последний русский император под пером некоторых исследователей становится воплощением всех возможных добродетелей, фактически обожествляется, а его убийцы превращаются в чертей без рогов и копыт.

Такие модели опасны, поскольку один миф о реальности подменяется другим. Я предлагаю читателю не выбирать между двумя мифами, а попробовать понять причины и мотивы действий команды Юровского в ту страшную ночь. Сразу скажу, что «понять» не значит «оправдать» — убийство царской семьи было на самом деле зверским и злодейским. Просто изучение прошлого своей страны — слишком сложный предмет для черно-белых картин».

Историк не замечает, что и сам поддается упрощению: в разные времена мол смотрели по-разному. Спасибо хоть, что злодейство называет злодейством. Но касательно цареубийц — можно ли понять их причины и мотивы, исходя лишь из идеалов революции? Напрасно Зайцев отмахивается от бесовства, говоря: «а его убийцы превращаются в чертей без рогов и копыт». Бесовская идея революции поддерживалась «слева» соответствующего характера «внутренними вливаниями», соответствующим воодушевлением: убивать детей ведь непросто, без «вливаний» не обойтись, никакого «мотива» не хватит. Не стоит, думаю, это иллюстрировать.

Все же мысль об отказе от «черно-белого» подхода представляется ценной, попытаюсь это развить.

Яков Юровский с женой Марией

Два момента нужно отметить, говоря о Юровском. Во-первых, он свидетельствовал впоследствии о том, какой хорошей была Царская Семья! В 1921 г. Юровский, уже будучи в Москве, попросил своего давнего друга по Уралу литературно обработать его воспоминания. Друзья согласились, что лучшим названием для них будет: «Последний царь нашел свое место». Вот что говорится о Царской Семье в этих воспоминаниях Юровского: «Положение, в каком я их застал, они представляли спокойную семью, руководимую крепкой рукой жены. Николай с обрюзгшим лицом выглядел весьма и весьма заурядным, я бы сказал деревенским солдатом. / Заносчивости в семье, кроме Александры Федоровны, не замечалось ни в ком. Если бы это была не ненавистная царская семья, выпившая столько крови из народа, можно было бы их считать как простых и не заносчивых людей. Девицы, например, прибегали на кухню, помогали стряпать, заводили тесто или играли в карты в дурачки, или раскладывали пасьянс, или занимались стиркой платков. Одевались все просто, никаких нарядов. <…> Немалое удовольствие представляло для них полоскаться в ванне по несколько раз в день. Я, однако, запретил им полоскаться так часто, т.к. воды не хватало. Если посмотреть на эту семью по обывательски, томожно былобы сказать, что она совершенно безобидна. / Мальчик Седнев настолько привык и обжился в Семье, что ничего похожего на лакейские услуги, оказываемые наследнику престола, не было. Часто своей игрой с собачкой, которая у них была, он приводил в раздражение Александру Федоровну. <…> Трупп и Харитонов были слугами с собачьей приверженностью к господам. / Доктор Боткин был верный друг семьи. Во всех случаях по тем или иным нуждам семьи он выступал ходатаем. Он был душой и телом предан семье и переживал вместе с семьей Романовых тяжесть их жизни. Всем известно, что Николай и его семья люди религиозные. Они меня просили, нельзя ли им устроить обедню. Я пригласил священника и дьякона.<…> Очень усердно молились Николай и Александра Федоровна» (Ю.А. Жук «Исповедь цареубийц», М.2008, стр 294-295).

Мы видим, что Я.М. Юровский был не чужд житейской правдивости и готовности к человеческим оценкам. Это уживалось в нем с верностью «идеалам революции» и готовностью к крайнему зверству. Когда впервые с этим встречаешься, поражает. Еще более поражает (несомненная! и пусть какая-то, но все таки) религиозность Юровского (и это будет «во-вторых»). Отец Иоанн Сторожев, дважды совершавший богослужение в Ипатьевском доме, дал показания белому следствию осенью 1918 года.

В частности, он рассказывал о разговоре с Юровским после богослужения 14 июля (н.ст) 1918 г., т.е. за двое суток до злодеяния: «Войдя в комендантскую я, незаметно для себя, глубоко вздохнул и вдруг слышу насмешливый вопрос: “Чего это вы так тяжко вздыхаете”, — говорил Юровский. Я не мог и не хотел открывать ему мною переживаемого и спокойно ответил: “Досадую, — так мало послужил, а весь взмок от слабости, выйду теперь и опять простужусь”. Внимательно посмотрев на меня, Юровский сказал: “Тогда надо окно закрыть, чтобы не продуло”. Я поблагодарил, сказав, что все равно сейчас пойду на улицу. “Можете переждать” заметил Юровский, и затем совершенно другим тоном промолвил: “Ну вот помолились и от сердца отлегло” /или “на сердце легче стало” — точно не упомню/. Сказаны были эти слова с такой, мне показалось, серьезностью, что я как-то растерялся от неожиданности и ответил: “знаете, кто верит в Бога, тот действительно в молитве получает укрепление сил”. Юровский, продолжая быть серьезным, сказал мне: “я никогда не отрицал влияния религии и говорю это совершенно откровенно”. Тогда и я, поддавшись той искренности, которая мне послышалась в его словах, сказал: “Я вам тоже откровенно отвечу — я очень рад что вы здесь разрешаете молиться”. Юровский на это довольно резко спросил: “а где же мы это запрещаем”. — “Совершенно верно, — уклонился я от дальнейшей откровенности, — вы не запрещаете молиться, но ведь здесь, в доме особого назначения — могут быть особые и требования”. “Нет, почему же” — “Ну вот, это то я и приветствую”, закончил я. На прощание Юровский подал мне руку, и мы расстались».

Можно сказать лишь одно: тем ужаснее.

Есть хорошие слова о Царской Семье, сказанные их охранниками. Пусть они были сказаны в порядке самообеливания, но в них чувствуется и правда. Так Анатолий Якимов сохранил для нас, в своих показаниях, живое простецкое слово своих товарищей о Царе и его положении в Ипатьевском доме: «зря человека томят». Якимов, кстати, был родственником комиссару Александру Авдееву, коменданту Дома особого назначения до Юровского. И Авдеев скоро узнал о том, то происходило в Доме в ночь с 16 на 17 июля; так его видели днем 17-го рыдавшего навзрыд. Что не помешало ему впоследствии стать персональным пенсионером и написать довольно скверные воспоминания о Царской Семье. Но он был живым человеком. Общеизвестно его пьянство и воровство, и хамство. Но обычно не отмечается, что он пришел к Царской Чете сказать, что Алексей Николаевич впервые встал после болезни и вышел во двор, когда получил соответствующую телеграмму из Тобольска; очевидное движение сердца.

Сергей Люханов

Скажем, наконец, о шофере Сергее Люханове, везшим трупы от Дома особого назначения в Урочище Четырех Братьев. Люханов не стал становиться персональным пенсионером (жившие при советской власти хорошо представят, что это значит — отказаться от персональной пенсии) и всю жизнь молчал о том, что было ночью с 16-го на 17-е июля 1918 г. Подумаем хорошо о человеке и увидим здесь признак покаяния.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции