Чем дальше в «Текст»

На земле жизнь так организована, чтобы все люди непременно в ад попадали. Особенно в России.

Дмитрий Глуховский, «Текст»

Известность Глуховскому принесла постапокалиптическая вселенная «Метро 2033» (2002–2015). В 2010 году автор в сборнике «Рассказы о Родине» через призму сюрреализма и гротеска показал, как видит судьбу современной России: несмотря на фантастические реалии (водка с нано-роботами, ад в трёх километрах под землёй, послания инопланетян), этот сборник — способ говорить об «идеологах нашей жизни, о газе, о выборах, о коррупции». Вышедший спустя семь лет «Текст» снимает с читателя очки дополненной реальности и показывает происходящее в стране здесь и сейчас. Повествование наполняют конкретные временные, пространственные и событийные привязки — надпись «Крым наш» на заборе, седьмой iPhone, Трамп в телевизоре, Соликамск, Москва, Лобня.

Толчком к написанию романа послужила сделанная в 2011 сценарная заявка: что бы случилось, если бы один человек нашёл телефон другого? Режиссёр, предложивший этот сюжет Глуховскому, счёл идею фантаста слишком мрачной и жёсткой, однако спустя восемь лет «Текст» всё же был экранизирован.

Воспитание и наказание

Своими творческими ориентирами Глуховский называет в основном произведения зарубежных авторов — Борхеса, Кортасара, Кафки, хотя герой «Текста» диалогически взаимодействует и с классиками русской литературы. «Бутылки звенели в пакете теми самыми волшебными колокольчиками, которые у г…ой птицы-тройки на хомутах для веселья развешаны» — гоголевская тройка из «Мёртвых душ» примчала в холодную Лобню, так и не дав ответа на вопрос: «Русь, куда ж несешься ты?»

Кадр из фильма «Текст»

Илья Горюнов невольно стал логическим продолжением образа русского героя-заключённого, только, в отличие от Горянчикова из «Мёртвого дома» Достоевского и Горяинова из «Обители» Прилепина, оказался на свободе и попытался стать новым человеком. В отличие от каторжников, он имел возможность не только размышлять, но и действовать, и распорядился ей как умел, хотя не переставал себя по-раскольниковски спрашивать: «Имею право? А почему не имею? А он имел право — меня?!» Часто Илья мысленно обращается к матери, чьё сердце остановилось за пару дней до возвращения сына из тюрьмы: «Тюрьма ведь это наказание, это должно быть как раз про расплату за сделанное, так? Или это про урок? Ты мне скажи, давай, как училка».

Мать учила его, как перетерпеть тюрьму: «Настоящий ты во внутреннем кармане спрятался и пересиживаешь». Внутренняя, потайная жизнь героя — путь его мыслей об устройстве мира, о том, как «правильно» — главный двигатель сюжета. Но нельзя сказать, что в центре повествования преступление и наказание. Этот сюжет в «Тексте», во-первых, инвертирован: сначала Илья получает срок за преступление, которого не совершал, и только потом мстит оговорившему. Во-вторых, про наказание герой размышляет как про часть воспитания (возможно, лишнюю, а возможно, и необходимую): «Чтобы человек по-настоящему раскаялся, он должен себя почувствовать точно так же, как тот, кому он навредил. Но это сложно и долго, это и называется воспитанием».

Деньги вместо воздуха

«Текст» — это история о великом переселении душ в мобильники и практическое руководство по социальной инженерии. Душе, переехавшей в телефон, в романе приписываются бытовые и предметные функции: её можно разморозить, продать, покормить, заложить и так далее. Бог же, по мнению героя, занимается простым человеческим ремеслом: «Праведному человеку с богом, как с водителем автобуса — не о чем разговаривать. Маршрут ясен: довёз — вышел». Иногда Бог обманывает, иногда болеет и не может «себя сегодня заставить весь этот мир опять как следует вычерчивать».

Бог живёт между ключицами у девушки Нины, которую Илья находит в телефоне своего врага и в которую влюбляется. Вместо крестика у неё — татуировка с QR-кодом, ссылка, ведущая на сайт Бога: «Бог там админ, ему только в саппорт писать можно, зато на сайте висит чат-бот, который знает ответы на все вопросы».

Кадр из фильма «Текст»

Переселив Бога в интернет, а души — в мобильник, Глуховский взамен наделяет самостоятельной жизнью Москву и, пожалуй, раскрывает её характер внимательнее, чем человеческий. Двадцатилетний Илья бредит Москвой и планирует переехать сюда из тихой Лобни, но заключение мешает планам сбыться. Первая встреча освобождённого арестанта с городом случается на Ярославском шоссе, и Горюнов отмечает: «она приезжим распахивалась как космос. <…> Было ярко, как в детстве. Тусклая ноябрьская Москва резала глаза, <…> стояла сейчас как голое ноябрьское дерево — влажная, темная». Москва для юного студента-филолога — поле чудес, «земля волшебная, удобренная гормонами роста: ткни в нее свои желания — вырастут и работа денежная, и модные друзья, и девушки самые красивые». Москва для отбывшего срок заключенного — в первую очередь, город ментов. «Москва — сама себе светило, ей звёзды не нужны». За семь лет город поменялся, вместо клуба «Рай», из которого Илья и уехал на зону, — клуб «Икона»: «Можно и на такую перекреститься. Жалко, креститься не о чем». Все лица Москвы, все её портреты говорят об одном — этот город, да и вообще весь мир «жил вверх, пока сам Илья — вглубь».

Смотрите «Текст»

Такой призыв звучит как оксюморон. Если сама книга — интеллектуальный роман, роман-размышление, взгляд на страну и на себя, то фильм — действие, драма, триллер. Клим Шипенко, работая над сценарием, предлагал Глуховскому «что-то усилить, а что-то убрать. Например, в сценарии были сны главного героя, штуки три или четыре, такие весомые эпизоды. Я решил, что они не нужны». Правда, многие пользователи интернета вместо сравнения фильма с романом предпочитают обсуждать откровенную постельную сцену; её уместность — и правда большой вопрос, но, прямо скажем, она не главное в картине.

Озвученный режиссёром принцип фильма — «мы не попадаем туда, где нет главного героя». Фильм — в большей мере от первого лица, чем книга: мы не мечтаем, не видим сны, не узнаём того, чего не может знать герой. Нина из фильма (Кристина Асмус) не снится Илье (Александр Петров), не носит передник, не готовит шарлотку. Зритель не узнаёт о том, зачем девушке тату с QR-кодом, о том, что она всерьёз мечтает стать пилотом гражданской авиации. Зато неожиданно знаковое место в кинокартине занимает незаконченный рисунок Ильи — иллюстрация к «Превращению» Кафки. По мере погружения в жизнь своего врага (Иван Янковский) герой будет дорисовывать её, и превращающийся станет выглядеть всё страшнее. Кадр с ним окажется одним из финальных, хотя в книге рисунок упоминается всего дважды.

Кадр из фильма «Текст»

Интересно и то, что по сюжету книги квартира Ильи превращается в своеобразный «антидом» нараспашку — ключей не находится нигде: ни у соседки, ни в вещах умершей матери. И это, на мой взгляд, важная деталь — невозможность сохранить своё, замкнутое пространство, необходимость выставлять спички у двери, чтобы знать, если кто-то вскроет квартиру. Фильм игнорирует этот момент повествования, что отражается на финале.

В романе Илью с матерью хоронят порознь, и две «палки с табличками за муниципальный счёт» выбрасывают, когда наступает время уплотнять кладбище. «Есть люди, от которых что-то остается, а есть люди, от которых не остается ничего», — так завершает роман автор. Концовка фильма в этом плане милосерднее: мать и сын лежат рядом, и Нина с дочкой приходят на могилу Ильи.

«Бог про то, как надо. Про то, как в детстве рассказывали». Для Ильи текст в чужом мобильнике — это шанс сделать «как правильно», это продолжение и выход. Не обязательно в ад и не обязательно через самоубийство, от которого так отговаривала мать, но в любом случае — отсюда. Вглубь.