Религия в сериалах: страшные протестанты, занимательные католики и непонятные православные

Оксана Куропаткина. Фото: Teos.fm

— Насколько я могу судить, присутствие религии сейчас примерно такое же, как и пять лет назад. Но по крайней мере в двух знаковых вещах за последние три года прослеживается явный антиклерикальный посыл: это «Рассказ служанки» и третий сезон подросткового сериала «Ривердейл». Раньше, конечно, была критика религии, но чтобы она настолько напоминала «Тучи над Борском» — такого давно ещё не случалось.

Как мне кажется, создатели антиклерикальных фильмов самой религией не интересуются — они ее боятся. Они жестко критикуют Церковь как институт, любое сплоченное сообщество сразу вызывает страх и желание показать, что ему только волю дай — оно всех ограбит, изнасилует и нарушит гражданские свободы. В «Ривердейле» это приобретает карикатурный характер, когда монахини замкнутого (и, как оказалось, давно отлученного от Церкви) ордена оказываются чуть ли не дьяволопоклонницами, которые применяют репаративную терапию для исправления сексуальных меньшинств.

Что касается более нейтральных вещей, я бы тоже не сказала, что религией глубоко интересуются. Она нужна как инструмент для создания колорита. Единственное исключение — дилогия Паоло Соррентино о Ленни Белардо: «Молодой Папа» и «Новый Папа». Там действительно ставится вопрос о природе религиозной веры, но во втором сезоне фокус несколько смещается — во-первых, на Церковь как институт, а во-вторых, на путь человека к самому себе.

«Молодой Папа» с соседней улицы

— Кстати, с чем связан такой интерес именно к Католической церкви? Это же не только «Молодой Папа» и «Новый Папа», но и недавний фильм Фернанду Мейреллиша «Два Папы», и другие произведения.

— Я бы сказала больше: Католическая церковь изображается даже в кино, которое проходит по разряду высокого или артхаусного. По крайней мере, это немецкие «Реквием» 2006 года и «Крестный путь» 2013 года. Этот интерес я связываю с тем, что у православных, а тем более у протестантов, слишком много разных организаций, которые друг друга не любят, разобраться в них довольно сложно. А Католическая церковь в глазах неверующих людей — древняя, мощная, монолитная иерархическая структура, которая держит в повиновении около миллиарда верующих по всему миру и ещё со Средних веков известна преследованиями инакомыслящих. Конечно, на самом деле всё сложнее — скажем, есть католики, которые не подчиняются Римскому Папе, но это детали.

— Католическая церковь, какой ее изображает Соррентино, — это действительно, как говорил он сам, «Ватикан, который я придумал»? Или она имеет отношения к настоящему Римскому престолу?

— Какие-то корреляции, конечно, есть, но в целом это художественное пространство, а не документальный фильм. Многие говорят, что определенные детали быта и взаимоотношений Соррентино воспроизвел с документальной точностью, однако Ватикан здесь скорее символ, чем изображение реальности. В этом плане Соррентино честен: его сериал не столько о самой Католической церкви, сколько о религиозных людях с точки зрения человека светского. 

Кадр из фильма «Два Папы»

— На ваш взгляд, Ленни Белардо — реальный характер?

— Мне кажется, Ленни Белардо — настоящий. Один из секретов популярности сериала в том, как Белардо верит. Именно так может верить современный человек, который секулярен до мозга костей, но при этом ищет Бога. Хотя у меня, конечно, большой вопрос, может ли человек такого склада и таких убеждений стать Римским Папой.

— При этом председатель одного из синодальных отделов Русской православной церкви, специалист по западному христианству, выразил мнение, что вопрос личной веры или неверия Ленни Белардо обсуждается явно с учетом ожиданий массового зрителя: «Можно ставить вопрос о его догматической убежденности, о личных поисках, колебаниях, спадах. Но вот так, чтобы то "верю", то "не верю" по отношению к любому устойчиво религиозному человеку, — это, мне кажется, не вполне оправданно».

— А мне кажется, это вполне оправданно. Я знаю многих верующих людей, которые живут похожим образом — менее драматично, чем Ленни Белардо, но испытывают именно такие колебания. Вспоминаются и история Джона Баньяна, автора «Путешествия Пилигрима», и дневники матери Терезы Калькуттской, которые вызвали немалый скандал. Уж кто-кто, а мать Тереза — человек с устойчивой религиозной жизнью и устойчивыми религиозными убеждениями. И тем не менее, у неё возникали те же вопросы о существовании Бога.

Современному верующему человеку трудно быть последовательным. Когда происходит что-то, идущее вразрез с нашими планами, наша первая реакция — разве христианская? Я сейчас не про святость жизни говорю, а про установки. Например, многие ли восприняли пандемию коронавирусной инфекции как волю Божию и сразу успокоились? Когда мы принимаем какое-то решение в личных отношениях, в выборе работы и так далее, на что мы прежде всего ориентируемся? На здравый смысл, выгоду и удобство. Зачастую в наших рассуждениях отсутствуют ссылки на то, что угодно было бы Богу. Мы люди секулярные, даже если верующие. А вот 500 лет назад, когда Мартин Лютер выступил со своими 95 тезисами, человек мыслил религиозно, даже если не верил в Бога. Поэтому язык Лютера оказался «своим» для людей, которые, вообще говоря, были не сильно добропорядочными христианами.

Ленни Белардо в этом плане достоверен, потому что он такой же, как мы. Просто в его жизни центральный вопрос — есть ли Бог, но поэтому-то он и святой, что ему это важно. И именно поэтому Бог отвечает на молитвы Белардо. Хотя верит ли в Бога сам Соррентино, тоже непонятно.

«Религия — зло, бей мужло!»

— Вернёмся к «Рассказу служанки»: вы неоднократно писали, что описанный там религиозный культ «Сыны Иакова» с религиоведческой точки зрения невозможен. Можете объяснить, почему?

— Я бы несколько смягчила тезис: не то чтобы он невозможен в принципе, но в том виде, в котором это показано в сериале, это вряд ли возможно.

Во-первых, в данном культе явно не хватает харизматического лидера и визионера. Там есть командор Джозеф Лоуренс, о котором говорят «это наш идеолог», но его роль в системе — создатель экономической модели, типа Ялмара Шахта в Третьем Рейхе. Менее всего он похож на пророка и фанатика: это диссидентствующий интеллигент, университетский профессор, который с грустью смотрит на то, что получилось, и почти открыто нарушает существующие правила. Есть другой лидер, руководитель тайной полиции командор Эндрю Прайс, погибший во втором сезоне, но его почти не показывают. Если он был главой культа, кто его реальный преемник? Очевидно, что среди командоров мало фанатиков, которые убеждены в верности учения. Единственное исключение (во многом благодаря хорошей работе актрисы) — это тётка Лидия, но она последователь, а не гуру. Однако та пассионарность, которая присутствует в описываемой секте, предполагает ранний этап ее существования. Значит, нужен либо харизматический пророк, либо визионерская группа. Этого мы не видим.

Кадр из сериала «Рассказ служанки»

Второе, что у меня вызывает вопросы, — явная проблема с общественными богослужениями. Это очень странно, особенно для американского культа. Во что бы ты ни верил и какому бы черту лысому ни поклонялся, ты обязательно посещаешь культовое здание раз в неделю. А «Сыны Иакова» выглядят скорее как политико-экономическая система, чем как религиозный культ. Видимо, создатели сериала спохватились и в третьем сезоне ввели элементы культа, но они всё равно не похожи на регулярные молитвы.

Ну и действительно странно, что такое специфическое религиозное движение взяло и за здорово живешь покорило 48 штатов США, не имея поддержки среди населения. Также не объясняется, почему американские ультраконсерваторы, для которых суррогатное материнство — однозначное зло, вдруг ввели институт наложниц, предназначенных только для рождения детей. Есть попытка обосновать такой шаг бесплодностью большинства женщин и ветхозаветной практикой рабынь, но этого явно недостаточно. Логику новых лидеров страны, которым нужно решить демографическую проблему, я понимаю, а где здесь логика народа — добропорядочных американских протестантов, которые в это поверили или как минимум подчинились? Если уж так получилось, что жёны командоров бесплодны, то для консервативного сознания гораздо проще аннулировать брак или ввести многожёнство, чем придумывать странную практику с изменой жёнам на их же глазах.

Гораздо больше это вписывается в логику радикального феминизма, который видит в мужчинах страшных угнетателей, эксплуатирующих женщин. Здесь мне вспоминается героиня Элизабет Мосс, которая, обращаясь к жене своего командора, говорит, что мужчины в любом случае враждебны. И хотя эти две женщины в целом относятся друг ко другу с неприязнью, в моменты икс их объединяет то, что они должны противостоять мужчинам. Идеологически обоснованная война полов имеет в данном произведении значительно большее значение, чем религиозная составляющая. Героиня Элизабет Мосс не выходила на феминистские выступления, была сугубо равнодушна к религиозным вопросам, и вот что получилось: вы утратили бдительность, и теперь вас насилуют!

Конечно, у создателей сериала нет концептуальных претензий к религии — это не Ницше. В этом мире есть и хорошие священники, и искренние монахи, а культ Галаада подчёркнуто негативно относится к традиционной религиозности: духовенство убивают, храмы разрушают. Но возникает вопрос, что такое здесь настоящая религия. Те религиозные системы, которые были уничтожены Галаадом, существовали в условиях светского общества и светского государства. Они такие хорошие, потому что хорошие, или потому, что им воли не дают?

Конструктор «Лего» от Джорджа Мартина

— Самый яркий пример религиозной темы в современных сериалах — это «Игра престолов». Чем она интересна с точки зрения показанных там культов?

— Религия в «Игре престолов» играет факультативную роль. Аналогии, которые возникают между религиями из сериала и реальными культами, распадаются, когда мы начинаем их анализировать. Например, вера в Старых богов вроде бы напоминает анимизм, но здесь нет ни жрецов, ни ритуалов. Точнее, они давно забыты, и теперь каждый общается со старыми богами индивидуально. Можно вспомнить эпизод из романа «Буря мечей», где Джейме Ланнистер спит, уткнувшись головой в пень от чардрева, и видит сон, который побуждает его вернуться к Бриенне Тарти спасти ее. Скорее это похоже на протестантскую индивидуалистическую мистику, как ортодоксальную в духе Валентина Вайгеля и Иоганна Арндта, так и неортодоксальную в духе Якоба Бёме.

Кадр из сериала «Игра престолов»

Вера в Семерых внешне похожа на Католическую церковь — иерархия, структура, праздники, Семеро богов пародируют христианскую Троицу. Но если мы посмотрим более внимательно, то, во-первых, учение о Семерых больше похоже на идеи языческих философов-неоплатоников, чем на троичный догмат. А во-вторых, это скорее религия гражданская, которая сопровождает цикл жизни человека. В отличие от Старых богов, Семеро не разговаривают с людьми напрямую. Когда леди Оленна спрашивает Его Воробейшество, откуда он взял то, во что верит, он отвечает, что прочел в священном писании. История его обращения связана не с тем, что он столкнулся с потусторонней реальностью, как Джейме или Арья Старк, а с тем, что ему стало стыдно перед самим собой. Примерно такую же историю рассказывает странствующий септон, друг Пса в шестом сезоне. Прямого общения божества с человеком в религии Семерых практически не происходит, и в этом смысле это типичный естественный (то есть языческий) культ.

Религия Красного бога напоминает классическое манихейство или зороастризм: есть только две силы, Свет и Тьма. Но по миссионерскому запалу это христианство, а по посвящённости Единому, которая присутствует у Мелисандры, и по нетерпимости к неверным — скорее, радикальный ислам.

У религии Утонувшего бога есть явная отсылка к тому, что человек — образ и подобие божества, они даже практикуют своеобразное «крещение» через утопление. Но по форме это чисто племенная религия жителей Железных островов, не склонная к прозелитизму.

В итоге мы имеем дело не с аналогами конкретных религий, а с разными формами религиозного сознания. Создатели сериала вслед за Джорджем Мартином складывают, как в конструкторе, разные детали, не особенно заботясь о том, насколько хорошо они друг ко другу подходят. А хотят сказать они две вещи. Первое — с чем бы потусторонним ты ни сталкивался, оно не определяет твою жизнь до конца: твой собственный выбор важнее. И второе — когда религия становится институтом и появляются люди, уверенные в том, как следует жить другим, это в прямом смысле убийственная система. Орден Воробьев — явная отсылка к нищенствующим средневековым орденам, а Его Воробейшество внешне, я думаю, сделан специально похожим на Папу Франциска (неслучайно то же актёр потом сыграл его в «Двух Папах»). Религия в мире Мартина — всегда метафора: либо личного пути, либо стремления к власти.

Кстати, стоит вообще упомянуть роль языческих элементов в современных сериалах. Языческая мифология присутствует и в пародийно-шутливом виде, как во франшизе «Как приручить дракона», и в виде исторического материала, как в «Викингах», или материала для фэнтези, как в сериалах «Рагнарек» и «Ведьмак». А вокруг «Звездных войн» был создан целый религиозный культ, джедаизм, и он не совсем шуточный.

— В мире Мартина часто непонятно, есть ли на самом деле потусторонняя сила, или перед нами игра сознания. Но тут вспоминаются слова Дамблдора из последней книги о Гарри Поттере: «Конечно, это происходит в твоей голове. Но почему это не должно быть правдой?»

— Да, такая недосказанность существует намеренно, причём не только в «Игре престолов». Вспоминается, казалось бы, стилистически далёкий от «Игры престолов» сериал — «Доктор Хаус». Там в ряде серий есть моменты, когда нам намеренно преподносят вопрос, вмешался ли в ситуацию Бог или это набор случайностей. Одно, по сути, не исключает другого. Грегори Хаус — вроде бы убеждённый атеист, он хотел бы решить для себя окончательно вопрос о существовании Бога, но даже он не может. Для секулярного кино это вопрос открытый.

— То, что в «Игре престолов» многие религиозные тайны (почему и какой силой был воскрешен Джон Сноу, кто такой трехглазый ворон и зачем он нужен, есть ли на самом деле высшие силы и какие, чего и зачем хотят Белые ходоки) остались неразгаданными, — это случайно или намеренно?

—Я думаю, что ответов на эти вопросы нет у самих авторов сериала. Мир, который они создали, — мир секулярный, в котором непонятно, как взаимодействовать с высшими силами. Более того, если бы они попытались всё объяснить, скорее всего, получилось бы еще менее удачно, чем реальный финал «Игры престолов», возмутивший большинство поклонников. По сути, этот финал предопределен самой вселенной. Мне он не нравится, но вряд ли могло быть по-другому — как по внутренним законам мира Мартина (Джон Сноу не может стать королём, потому что он не Арагорн, а Вестерос не Средиземье), так и по коммерческим соображениям (Джон Сноу не может погибнуть, потому что хотя бы один здоровый белый гетеросексуальный мужчина должен остаться в живых). 

Кадр из сериала «Игра престолов»

Телетолстой и кинодостоевский

— Сейчас много говорят, что сериал — это современный роман. Но в таком случае должен появиться и философско-религиозный сериал по образцу романов Толстого и Достоевского. Мы этого дождёмся?

— Мне кажется, самое близкое к чему-то подобному — это дилогия про Ленни Белардо, особенно «Молодой Папа». У меня вопрос, насколько такой роман могут создать верующие люди, но, возможно, я не права. В целом мне кажется, что религиозно-философские романы сериального формата будут не про религию: они станут крутиться вокруг человека. У Достоевского и Толстого именно так и происходит. И это нестрашно: для художественного произведения важны прежде всего художественные, а не религиозные задачи.

— Связано ли это с тем, что мы живем в более секулярное время, чем Толстой и Достоевский?

— Они тоже жили в секулярное время. Конечно, тот мир был хотя бы формально христианским, но сознание людей было вполне себе секулярным. В том числе поэтому Достоевский использовал язык не религиозного проповедника — недаром его романы близки неверующим. Дело в другом: религиозные символы и религиозный язык сейчас ещё менее понятны, чем в XIX веке. Максимум, что вы можете сделать, — вписать узнаваемые религиозные ассоциации в общую ткань произведения. Мне сразу вспоминается датско-норвежский «Рагнарек», в котором рассказана история маленького норвежского поселения, где заново происходит битва между богами и великанами. Каждую серию предваряет словарная статья с объяснением, кто такие великаны, кто такой Тор и так далее. Приходится комментировать те вещи, которые не нужно было бы пояснять два столетия назад.

В поисках русского Соррентино

— Не могу не спросить: почему до сих пор не появилось сериалов о православных? Конечно, упоминания есть, но даже не в инструментальном, а в чисто лубочном ключе (в «Лондонграде», «Домашнем аресте», «Эпидемии» или «Последнем министре»), где все уж слишком клюквенно и фольклорно, как в анекдотах…

— Во-первых, чтобы включать это в сериал, нужно, чтобы у светских зрителей возникали ассоциативные цепочки, как с Католической церковью. А какие этой аудитории возникают ассоциации с православными? Ровно те, о которых вы сказали — что-то фольклорное, непонятное, или, ещё хуже, открыто мракобесное и враждебное. Других ассоциативных цепочек у внешних людей, к сожалению, нет, и уже отдельный вопрос — почему?

Второй момент связан с первым: сами создатели сериалов имеют такие же ассоциативные цепочки, что и их аудитория, не интересуются тем, что происходит у православных, и не видят сюжетного материала, который мог бы быть интересным. Потому что — смотри пункт первый.

А третий момент — в отличие от католиков или протестантов в западном мире, русские православные люди — это общность очень загадочная: мы сами про себя мало что знаем. Есть православные сообщества, приходы, люди, которые общаются друг с другом, но как правило, они придерживаются более-менее одинаковых представлений о том, как должна быть устроена Церковь. При этом мало кто знает что-то, выходящее за рамки идеологически близкой среды.

И главная наша проблема, что этого не только не знают прихожане, но и религиоведы мало чем могут им помочь. Есть, например, «Атлас современной религиозной жизни» и его переиздание «Религиозно-политическая жизнь в российских регионах», где даны хорошие описания жизни православных общин почти во всех субъектах федерации, есть по крайней мере два хороших исследования по отдельным православным приходам. Но вот целостной картины — чем живут, во что верят православные люди, чего от них можно ожидать в плане социального творчества, насколько активной социальной ячейкой является приход и как он себя поведет, если случится политический кризис, — нет.

Фото: Kazan.eparhia.ru

В том, что касается религии, большинство людей интересуют ритуальные вещи: с каким именем крестить ребёнка, что можно есть Великим постом, можно ли работать на Троицу. Антирелигиозные скандалы привлекают скорее протестную часть аудитории — не только либеральную. Но ведь есть и другой запрос, на котором можно было бы сыграть! О смысле жизни, о том, насколько потусторонние силы имеют отношение к тому, кто я есть. Я много общаюсь с подростками и вижу, что для них вопрос смысла стоит более остро, чем для моего поколения. Для них экзистенциальный кризис, то есть отсутствие смысла, становится массовым бичом, который проявляется во вполне конкретных вещах. Человек уже к 14-15 годам понимает, что жизнь — тлен, что ОГЭ и ЕГЭ — какая-то тоска, что институт, в который тебя тащат родители, даром не нужен, а что нужно, толком неясно, но только не это вот всё. Один мой знакомый подросток из хорошей семьи сказал: «Поскольку я не вижу глобального смысла, зачем я вообще буду что-то делать?». И он целый год не ходил в школу. Родители с ним что только не делали, но все впустую.

И вот что интересно: для молодых людей вопрос смысла жизни вообще никак не связан с религиозными институтами, с религиозной верой. Ты можешь такому человеку десять раз доказать, что Бог существует, что Он создал мир, и человек тебе ответит: «И чо? Ну существует, ну создал. Мне-то с этого что?» Такой подход называют апатеизмом — равнодушием к самой идее Бога. Именно на этом играют западные творцы, вплетая религиозные символы, отсылки и метафоры в свои произведения. «Молодой папа» был рискованным проектом, но Соррентино выиграл, поставив на религиозную тематику. Он подал её не как что-то исконно-посконное, а создал образ, который близок всякому, в том числе секулярному подростку. Если бы что-то такое могли сделать на православном материале, было бы здорово. Чисто технически я препятствий к этому не вижу — только со стороны создателей.

— На ваш взгляд, просто не нашелся человек, который смог бы адекватно об этом рассказать?

— Мне кажется, да. В жизни православных людей есть много материала, который можно было бы хорошо подать. Мы ждём своего Соррентино.

— Приведу цитату религиозного журналиста, которая отчасти перекликается с тем, что вы сказали, а отчасти нет: «Удивительно, конечно, что католицизм, Ватикан, тема Церкви почему-то актуальна, всё время обновляется, востребована <…> Есть в этом что-то настоящее, какой-то подлинный язык. У нас же невозможно даже представить — только лубок. Или историческое кино типа "Раскола", или стилизованная разнообразная фальшь вроде "Острова" и "Попа", или какие-то карнавальные сказочки типа "Монаха и беса", или вон — в массовом изводе — благолепные старцы, как в "Эпидемии". Кажется, дело в отсутствии понятного содержания — дизайн есть, стены есть, а внутри пустота. Поэтому и языка нет: что ни скажи — лживо».

— Я не согласна, причём именно как религиовед. Конечно, вышеперечисленное существует, но зачем настолько себя принижать и настолько не уважать своих единоверцев? Я сама не из Москвы, много ездила по регионам и могу свидетельствовать, что в России много реальной религиозной жизни. Может быть, я со многим не согласна и лично мне многие идеи и практики не очень близки, но она есть. Есть истории веры, истории обращения, много-много всего. Но мы либо возвышаем свой собственный опыт, будь он условно консервативный или либеральный, либо видим только фальшь, лицемерие и пустоту. Нам, православным, нужно больше интересоваться тем, что у нас есть, и больше уважать друг друга. Если же мы сами себя публично унижаем и говорим, что у нас нет ничего хорошего, откуда взяться светскому рассказчику, который нами заинтересуется? 

Кадр из фильма «Монах и бес»

— Есть ещё точка зрения, что если в России станут делать сериал «Молодой патриарх», то его никто не даст снять — слишком много политических ограничений.

— Думаю, рассказ о патриархе сейчас вообще не актуален: не тот язык, не тот контекст, не то всё. Даже если убрать политику, такой материал для России будет не очень органичен. Куда лучше «зайдет» история обычного человека, парня или девушки с улицы, который проходит свой личный путь и решает обычные для молодого человека проблемы в православном контексте.

Беседовал Даниил Сидоров