Александр Репников: На пути к трагедии

 В 1942 году в Харбине вышел сборник Арсения Несмелова «Белая флотилия», среди стихотворений которого были стихи «Цареубийцы», которые начинались словами, обращенными к эмигрантам из России:

 Мы теперь панихиды правим,

С пышной щедростью ладан жжем,

Рядом с образом лики ставим,

На поминки Царя идем.

Бережем мы к убийцам злобу,

Чтобы собственный грех загас,

Но заслали Царя в трущобу

Не при всех ли, увы, при нас?

Не призывая к публичному покаянию, и не выступая в роли некоего судии современников, Несмелов констатирует случившееся, как страшную реальность и задает вполне резонный вопрос:

 Как же это могло так статься –

Государя не отстоять?

...Верноподданными – сто сорок

Миллионов себя звало.

 Вдумываясь в эти строки понимаешь, что трагедия, произошедшая в Ипатьевском доме, есть некое завершение, того пути, который был начат раньше.

 Николай Александрович, его супруга, дети и слуги были казнены без суда и без приговора. Таким образом, не было даже формального соблюдения закона. Но прежде, чем переступить через законы юридические, переступили через законы нравственные. И произошло это не в роковую июльскую ночь, а раньше. Речь идет не о Белобородове, Голощекине и др., с которыми, в общем-то все ясно, а об обществе. Сначала были ослаблены  именно нравственные сдержки и какая-то часть общества была внутренне готова принять и поругание императора, и его уход и возможную расправу над ним.

Готовя новую книгу о Льве Тихомирове, пришлось пересмотреть публикации, посвященные романовским торжествам 1913 года. Множество статей написано «к дате» и когда читаешь их, кажется, что Империя сильна как никогда, а авторитет императора несокрушим. Но есть и статьи, которые можно охарактеризовать, как предупреждения. Например, Лев Тихомиров поместил в «Московских ведомостях» целую серию отнюдь не парадных материалов, прославлявших «подвиги национального самосознания». В расчете на самостоятельно мыслящего читателя, он пытался спроецировать анализ героических событий прошлого на современную ему действительность и стремился проводить мысль о необходимости возвращения к исконным основам самодержавия. Как основу он брал так называемую «Утвержденную грамоту» 1613 г. об избрании Земским собором на престол Михаила Романова.

Говоря о спасительной роли Церкви в преодолении Смуты начала XVII века Тихомиров писал, что в тот исторический период «мы замечаем Церковь, в лице ее иерархии и учреждений, во всей ее организованной силе, как могущественную опору национального и государственного спасения Росси… Церковь того времени была стройной и крепкой организацией. Век был полон насилий, но иерархия Церкви, нисходящие чины духовных лиц были вооружены множеством способов бороться против насилия». Поэтому, «когда гражданские власти стали развращаться и разваливаться, церковная организация не лишилась сил действовать... в 1605 – 1613 годах... именно организованность Церкви стала орудием ее спасительной роли, тем условием, благодаря которому могло совершиться великое дело 1613 года». У внимательного читателя наверняка возникали вопросы – а если сейчас грянет новая Смута, так ли сильна будет власть и Церковь, как и раньше и сможет ли народ вновь сплотиться вокруг трона.

Начавшаяся в 1914 году война, казалось, подтверждала, что власть и общество несокрушимы, но буквально за 2,5 года все изменилось. Мог ли кто-нибудь подумать в те дни, когда в Петербурге (еще не переименованном в Петроград) проходили в 1914 году патриотические манифестации, чем все закончится? Уже в 1917 году М.О. Меньшиков напишет, что крушение монархии в России было предопределено именно в 1914, и «для русского цезаризма война эта в неожиданном ее развитии все равно обещала гибель... Пушечные удары под Верденом и Соммой звучали как похоронный колокол вообще всякому цезаризму на земле, в том числе и русскому...». А значит, 1914 год стал ступенькой к трагедии 1918 года? Вопрос в том, когда же была пройдена некая «точка невозврата»? И почему она была пройдена?

Проще всего, отвечая на эти вопросы, обвинить кого-то. Для одних во всем виноваты враждебные России силы, для других – внутренняя крамола и измена. Кто-то начнет рассуждать о слабости императора и т.д. и т.п. Конечно, и враждебные силы, и крамола  имели место, но их наличие не объясняет, почему же, по словам Василия Розанова, «Русь слиняла в два дня. Самое большее - в три...».

В феврале 1917 года были и те, кто буквально умолял: «Нет никакого сомнения — перемена Самодержавного строя на парламентальный есть измена России. Великий Государь! Земно кланяемся и слезно умоляем Тебя: не слагай с Себя, правда, тягчайшего царского бремени, не изменяй и воле народа, выразившейся в его присяге Царю-Самодержцу» (Телеграмма императору Николаю II Саратовских отделов Союза русского народа (Дубровинского) и Союза имени Михаила Архангела).

 Генерал от кавалерии Ф. А. Келлер, бывший убежденным монархистом 6 марта 1917 года направил на имя государя телеграмму, где, в частности говорилось: «С тяжелым чувством ужаса и отчаяния выслушали члены конного корпуса Манифест Вашего Величества об отречении от Всероссийского престола и с негодованием и презрением отнеслись все чины корпуса к тем изменникам из войск, забывшим свой долг перед Царем, забывшим присягу данную Богу и присоединившимся к бунтовщикам... не покидайте нас, Ваше Величество, не отнимайте у нас законного наследника престола русского» (текст телеграммы до Николая II доведен не был).

Бывший революционер, ставший затем борцом с революцией С. В. Зубатов, узнав об отречении Николая II, покончил жизнь самоубийством. Но за редким исключением правые отнюдь не мечтали о возвращении Николаю II престола, не стремились организовать освобождение царской семьи, и пытались приспособиться к новым условиям, не стремясь оказать сопротивление, уйти в подполье, или же, в крайнем случае, по примеру Зубатова, свести счеты с жизнью.

В среде монархически настроенного духовенства были и те, кто пытался отстоять свои позиции, вопреки сложившейся ситуации. Но это отдельные примеры. Им можно противопоставить ликование тех, кто подобно Льву Тихомирову приветствовал крушение монархии, или вслед за В.М. Пуришкевичем воспевал Временное правительство. Отметился и Г. Бостунич (сделавший потом карьеру в Рейхе и 4 ноября 1944 года произведенный в чин штандартенфюрера SS). Он был известен в 1917 году не совсем пристойными брошюрами «Отчего Распутин должен был появиться» и «У отставного царя: Веселые похождения коммивояжеров в Царском Селе».

Что имеем – не храним? И вот мятущийся Розанов, ранее ругавший Николая II, признается осенью 1917: «Сижу и плачу, сижу и плачу как о совершенно ненужном и о всем мною написанном... Никогда я не думал, что Государь так нужен для меня: но вот его нет – и для меня как нет России. Совершенно нет, и для меня в мечте не нужно всей моей литературной деятельности. Просто я не хочу, чтобы она была. Я не хочу ее для республики, а для царя, царицы, царевича, царевен. Никогда я [не] думал, чтобы “без царя был нужен и народ”:  но вот для меня вполне не нужен и народ. Без царя я не могу жить. Посему я думаю, что царь непременно вернется, что без царя не выживет Россия, задохнется. И даже – не нужно, чтобы она была без царя».

 А Марина Цветаева 24 апреля 1918 записывает:

 Царь с небес на престол взведен:

Это чисто, как снег  и сон.

Царь опять на престол взойдет –

Это свято, как кровь и пот.

Несомненно, что в осмыслении нуждается не только та трагедия, которая произошла июльской ночью 1918 года, но и предшествующие события, которые привели к этой трагедии.