Белая ворона - Евгений Миронов(Ч.1)

-  Вообще-то мне очень интересно, что к артистам в последнее время стала проявлять внимание Цер­ковь. И это так странно, потому что раньше было актерское ремесло... И эти страшные истории о том, что за оградой будут хоронить... Наверное, время изменилось, да? И отношение тоже изменилось. Хотя, наверное, не только в это дело: ведь артист артисту рознь. И политик политику рознь так?

-  Безусловно. И человек человеку - то­же рознь. И есть разница между тем актером. вся профессиональная деятельность которо­го служит соблазном и искушением для зри­теля, и тем, для кого всегда актуальным оста­ется момент нравственного выбора: эта роль для меня приемлема, а эта - с моральной точки зрения нет. Хотя в наше время, навер­ное, становится все труднее и труднее сохра­нять за собой право подобного выбора.

- Знаете... что бы ни было, все равно у тебя остается ка­кой-то выбор, несмотря на то, что актерская профессия зави­сима. Каким будет твой путь, все равно тебе решать. Это касается и ролей и поступков - есть выбор. Я могу сказать, что мне повезло: мне давали такие роли, которые были моими, но с другой стороны, я и сам выбирал то, что может меня как личность, как человека напитать, а может как-то и проверить. Я играл таких великих людей, с которыми очень интересно было бы поговорить, просто посоветоваться по-человечески. Да, когда я вхожу в роль, начинаю учить ее, начинаю входить в материале и то, что "вокруг" роли,  читаю, я, безусловно, как будто с этим человеком разговариваю. Мне интересно откуда этот человек, Мышкин , предположим, или Иван Карамазов, или Гамлет - как он родился, вырос, сложился, как пришел в этот сложный момент своей жизни, где все сходится, все решается, как он здесь оказался, чем объясняется тот или иной его поступок. В определенном смысле я очень счастливый артист. Знаете, говорят: "Вот, она (или он) не сыграла, а могла бы сыграть..." То есть талантом были Богом одарены, но не сыграли. не сложилось. А я могу умирать абсолютно спокойно, потому, что главные роли в своей жизни уже сыграл. Это - что касается везения. Но везение не освобождает от необходимости выбирать - и я тоже выбирал. И в своих ролях я прежде все­го искал и ищу то, что мне может дать ответ на мои собствен­ные, личные вопросы.

-  Возвращаясь к словам о том. что актер актеру - рознь... Ведь не только разные ро­ли можно играть, но и относиться к своей профессии можно по-разному:  просто  как к жизни, или как к работе, или как к служе­нию.

- Я очень борюсь за то, чтобы все, что я делаю не стало для меня только работой. И могу сказать, что крен в эту сторону у меня происходит. У меня произошли в жизни изменения, я стал отвечать не только за себя, но и за целый коллектив людей. Наверное, в какой-то момент стало скучно только за себя отвечать. Показалось, и было это очень самонадеянно, что могу на себя еще взять ответственность, еще большую. И теперь я живу с ощущением, что это - работа, тяжелая работа. Но если это так, то тогда обессмысливается вся профессия, по тому что, в принципе, она должна быть именно служением, как Вы правильно сказали. Это служение, потому что если это всего лишь навсего работа, то тут сразу много разных компонентов возникает, очень сложных. Например, тогда человек за деньги сможет сыграть все что угодно. А ответственность? Миллионы людей же смотрят... А это моя работа - и все! Вы вот лечите зубы, преподаете, и у вас плохое настроение. Плохое настроение у учительницы, и она сегодня урок плохо про вела - ну что ж поделать, завтра хороший проведет. А артист сыграл роль в кино, и она останется на года. А он за деньги руками закрыл глаза: «Ничего, проскочит! Нет, не проскочит!».

- Вы, так думая, так говоря, не ощущаете себя белой вороной среди коллег по цеху и просто среди тех людей, рядом с которыми живете?

- Нет, не ощущаю. Просто у меня перед глазами есть примеры. Знаете, есть потрясающий пример - Алексей Васильевич Петренко, с которым мы сейчас работаем, в «Вишневом саде» играем, -- -- Великий актер. Я смотрю на него и понимаю, что белых ворон, если так это называть, не так уж мало, чтобы себя ею чувствовать, не так они редки. Или Володя Ильин , артист просто Божией милостью. Или вот Авангард Николаевич Леонтьев, мой друг и коллега, тоже артист, он тоже играет в «Фигаро». Несмотря на то, что он некрещеный и я никак не могу его к этому подвести, он своими поступками каждый раз меня восхищает, очень простыми. И не афиширует их. Или вот Табаков Олег Павлович, мне еще в студенческие годы так врезалось в память, как он помогал всем нам. Например, останавливал студента в коридоре и спрашивал: «Тебе нужны деньги? Сколько? На, держи. Перестань, потом отдашь».Простая вещь, но это так важно и это не забывается. Как будто меня укусил комар, и все, я стал этой же крови. И это дальше должно передаваться, иначе какой смысл во всем? Поэтому нет, ворон много...

- Вы говорите: можно смело умирать, все главные роли в жизни уже сыграны. Но мо­жет, еще что-то такое есть, что не сыграно и что по-настоящему хотелось бы сыграть, что-то такое, без чего все остальное окажется неполным?

- Я никогда не мечтал ни об одной из ролей, которые Вам перечислил. Потому что это глупое занятие, на мой взгляд,- мечтать. Предпочитаю идти шаг за шагом: жизнь меняется, меняются роли. Какая роль будет следующая - я не знаю. Вернее, знаю, но не скажу. Не из-за суеверия, а потому, что не договорился до конца с режиссером. Это роль очень сильного императора, который с одной стороны - чудовище, а с другой - проверяет людей. И оказывается, что все, кто его окружает, способны на такое! Он как будто препарирует человека,производит страшную операцию и показывает: а вот оно что внутри.

-  Думаю, что понимаю, кого Вы имеете в виду... Но вот другой вопрос: а кого бы Вы, наоборот, играть ни за что не стали?

Когда-то я отказался играть одного человека - чудовище, которое над стариками и детьми издевалось. Чикатило, его в институте Сербского в Москве обследовали. Мне предложили сыграть его. Интересная для актера задача, ничего не скажешь. Но когда открыл книжку, начал погружаться, то не смог. Даже полстраницы не прочитал, понял: нет, не смогу влезть в это. Сыграть? Нет, невозможно, не хочу. Пачкаться только. Я не ответил на Ваш вопрос?

- Думаю, что наоборот, от­ветили вполне однозначно: неприемлема та роль, от кото­рой остается ощущение, что ты испачкался. Однако вот, к слову, о профессии актера еще: почему она с точки зре­ния христианства всегда не-злодея или чудовища. Вы са­ми говорите об особом взаимообщении актера со свои­ми героями, но как разобрать­ся: Вы либо что-то привносите в эти образы от себя или эти образы что-то приносят в Ва­шу жизнь, то есть постепенно что-то появляется от Гамлета, что-то от Мышкина, что-то от Карамазова ?

- Это очень тонкий вопрос, который меня самого порой очень беспокоит. Почему  мою профессию называли грехов­ной? Потому что нет личности. Сегодня ты можешь сыграть шута, завтра - короля ты сам такой? Сам-то ты кто? И, честно говоря, иногда я прятался, а мо­жет, и продолжаю прятаться: там вообще спокойнее, там правила игры известны. Там - я имею в виду на сцене, внутри об­раза. Как-то там спокойнее, потому что в жизни я немножко... лох, знаете, есть та­кое выражение. Меня легко обмануть. Правда, сейчас я, кажется, сделался более приспособленным к жизни - просто по­тому, что за других стал отвечать, по не­обходимости, так сложилось. Но! На са­мом деле: и я, и образ - между нами вза­имообмен происходит. Потому что таким, каким я играю Гамлета, его никто не игра­ет. Это мой характер, мы с режиссером нашли своего Гамлета, поэтому он - мой. И он с моими чертами. И то же самое, ко­гда я сыграл Льва Николаевича Мышкина. Полгода я просто с трудом играл другие роли - а я же в театре продолжаю все время играть,- потому что черты его бы­ли и в Треплеве, и в Димитрии Самозван­це, которого я в «Борисе Годунове» играл. Он, несмотря на свою слабость, оказался таким сильным! Он заразил всех осталь­ных героев своей бациллой - бациллой доброты, абсолютной непосредственнос­ти - так, что мне было очень сложно от него потом отвыкать и даже где-то его с себя срывать, потому что иначе я был бы актером одной роли.

- И все же: та деформация личности,   о   которой   идет речь, имеет место или же, на­оборот,  Вы  просто  находите свое в этих героях? То есть что-то, что было в Вас и так, раскрывается благодаря этим героям?

-  По большому счету, я всегда ищу  «в себе» любого персонажа, даже злодея. Вот я играю Порфирия Головлева. Это  «антиМышкин» - так, по крайней мере, мы решили с режиссером. Это человек, который цитирует заповеди, но поступа­ет в противоположность тому, о чем го­ворит. Чудовище на самом деле. И я его тоже ищу в себе. Это очень тяжело. Отри­цательные роли играть интереснее, чем положительные, но сложнее в том смыс­ле, что приходится бередить какие-то свои внутренние раны. Есть ведь какая-то ложь, которая во мне сидит, когда я могу лукавить, или когда я могу быть внешне благожелательным, а у меня на самом де­ле в душе злость, и я просто этим пользу­юсь, этим обрамлением. Простите, что так бессвязно говорю, но это трудно объяснить. Я это из себя вытаскиваю. Но тем самым, честно Вам скажу, не знаю, насколько, но может быть, происходит и некая терапия. Это как лечение. Потому что вот я вытащил из себя на свет низменные черты, свойственные Порфирию - а это очень тяжело делать, не хочется, лень, страшно, неприятно, и вообще сам процесс такой тяжелый - но благодаря этому происходит какое-то очищение. Может быть, я не до конца еще в этом разобрался.

Продолжение следует...

Источник - журнал Саратовской епархии «Православие и современность»