Платон и Аристотель: кто более матери-истории ценен?
Визант. фреска «Мудрый Арис- тотель» (Иоаннина, ц. св. Георгия) |
- Давайте сначала разберемся, как в европейской культуре появились Платон и Аристотель; как и когда их труды вошли в европейский научный оборот.
А. А. Волков: Надо сказать, трудов Аристотеля в Европе могло вообще не оказаться: когда его ученики создавали знаменитую библиотеку, называвшуюся Музейон, в Александрии, то долгое время полного собрания трудов Аристотеля там не было - их удалось собрать только лет через сто после его смерти (Аристотель род. в 384, ум. в 322 г. до Р. Х.; в течение 20 лет, вплоть до смерти Платона (428/27 - 348/47 гг. до Р. Х.) был участником знаменитой платоновской Академии в Афинах. - Примеч. ред.).
А. М. Белов: Около двухсот лет они лежали в забвении - их закопал один из наследников Аристотеля.
- Зачем он это сделал?
А. Б.: Получилось так, что после смерти Александра Великого, который был, как известно, учеником Аристотеля, ненависть афинян к македонцам обратилась на Аристотеля. Его обвинили в безбожии и (по ряду сведений) еще в каких-то делах, связанных с элевсинскими мистериями[2]; философ был вынужден бежать в г. Халкиду, на о. Эвбею, а руководство школой (вернувшись в Афины из Македонии, Аристотель создал в 355 г. до Р. Х. собственную школу - Ликей, называвшуюся еще перипатетической. - Примеч. ред.) и библиотеку передал ученику Феофрасту. Феофраст, очевидно, приумножил коллекцию, однако в Ликее сохранить ее не удалось: сам Феофраст оставил ее своему последователю Нелею, однако главой Ликея стал не он, а другой философ Стратон. В результате Нелей уехал из Афин в свой родной г. Скепсис и увез библиотеку с собой. Позже возникла опасность, что книги могут быть конфискованы правителями Пергама, желавшими построить библиотеку, не уступающую Александрийской. Не желая отдавать книги, наследники зарыли их в землю, и откопаны они были уже в I в. до Р. Х.
Все это говорит о том, что после смерти Аристотеля достойных преемников и лидеров в Ликее так и не нашлось; судя по всему, и преподаватель он был не особо хороший.
А. В.: Да, во всяком случае, читая «Метафизику», это можно утверждать достаточно твердо, потому что текст невнятный и, очевидно, представляет собой записи студентов.
А. Б.: Есть мнение, что значительная часть сохранившихся трудов Аристотеля представляет собой конспект, по которому он должен был читать курс, но вопрос до конца не ясен. Что касается «Метафизики», то, как выясняется, такой труд Аристотель вообще не писал. Дело в том, что первый издатель трудов великого философа Андроник Родосский (ок. 45 г. до Р. Х.) старался расположить труды Аристотеля по принятому тогда принципу логика - физика - этика. Соответственно в «Метафизику» (название тоже Андорика) издатель включил различные тексты, которые по своей тематике должны были идти после физики, но перед этикой. (К примеру, V книга «Метафизики» представляет собой совершенно независимое сочинение.) Эти обстоятельства, конечно, еще более затрудняют наше восприятие аристотелевских текстов.
А. В.: Короче говоря, философия Аристотеля стала по-настоящему систематизироваться и обретать реальную внятность только через два столетия после смерти Аристотеля.
- Можно ли сказать, что до этого идеи Платона, его философская школа были более распространены? Более, скажем так, популярны?
А. В.: Дело в том, что Платона читали, плохо его понимая, ради художественности текста. Неоплатонизм есть до некоторой степени расшифровка и новое прочтение произведений Платона. С неоплатонизмом тоже история сложная и вот почему: каких неоплатоников мы знаем? Самые известные - Ямвлих, Плотин; но основатель христианского богословия Ориген был лет на двадцать старше Плотина (Плотин (206-269), Ориген (ок. 185-253/54). - Примеч. ред.). Они оба жили, работали, учились в Александрии. По некоторым данным, «Эннеады», главное произведение Плотина, представляют собой некоторый рефлекс на христианский текст - постольку, поскольку именно в это время в христианских кругах стал вводиться кодекс, как форма представления текста, свиток заменялся кодексом. Это II - нач. III в. Кодекс было просто удобнее носить с собой. Так появились первые тетрадочки, Псалтирь, например. «Эннеады» Плотина построены таким образом, что они как бы воспроизводят структуру христианских текстов. И само содержание плотиновской философии в значительной мере представляет собой некий рефлекс, очевидно, на христианское богословие уже того времени. Скорее всего, неоплатонизм отталкивается от христианства, есть некая реплика на христианство, некоторое противопоставление христианству, чем наоборот. И поэтому вопрос о платонизме великих отцов Церкви, великих каппадокийцев: св. Василия Великого, св. Григория Богослова, св. Григория Нисского и даже св. Иоанна Златоустого, которых можно считать христианскими платониками, - это совершенно особый вопрос, потому что используемая ими философская терминология - Платона и терминология, которую мы считаем терминологией неоплатонизма, - тщательнейшим образом перерабатывалась в своем содержании.Основатель неоплатонизма Плотин |
- То есть влияние получается взаимным: с одной стороны, христианские богословы использовали терминологию античной философии, а с другой стороны, Плотин испытывал влияние христианства.
А. В.: Да, да.
- А теория о невещественном Фаворском свете и Божественных энергиях у свт. Григория Паламы каким-либо образом связана с неоплатонической идеей эманации?
А. В.: Нет, идея эманации совершенно языческая. Нужно помнить о том, что в то время существовало множество гностических теорий, рассказывать о которых - целая история. Эти теории шли из Египта, из Ирана, из Сирии и были очень разнообразными по своему происхождению. Всякая гностическая теория является дуалистической, и, поскольку таких моментов в неоплатонизме достаточно много, в раннем христианстве тоже, разобраться в этом представляется довольно сложной задачей. Скорее всего, тут следует сказать о том, что неоплатонизм происходит от старого платонизма, но при этом он представляет собой в значительной степени рефлексию на определенные христианские положения. И нет никакого сомнения, что эти школы контактировали, пересекались и т. п.
- Таким образом, у самого Платона каких-то идей, которые можно было бы назвать христианскими, мы не найдем?
А. В.: У Платона мы можем найти идеи, которые можно назвать близкими к христианству. Я перечислю эти идеи, Алексей Михайлович поправит меня, если я скажу что-то не то: во-первых, это идея Единого Бога. Во-вторых, это в принципе идея троичности Божества. И исчисление этой троичности; мы читаем об этом, в «Протагоре», например.
Что мы читаем у Платона того, что в принципе не подходит к христианству? А именно: то, что тело - темница души. Это дуалистическое определение души и тела входит в прямое противоречие с христианской антропологией, потому что для христианства очень важно понятие личности. Личность человека - это единство души и тела: данное тело принадлежит данной душе и данная душа принадлежит данному телу. Это первое, что христианство отметало у Платона. Вторая идея - это метемпсихоз, т. е. переселения душ. Она очень опасна для христианина и отвергалась соборно; за нее, собственно говоря, Платон и Ориген были анафематствованы V Вселенским собором (553). Третья идея, косвенно восходящая к Платону, - это идея Оригена о том, что все души были сотворены в одно и то же время, т. е. существовали до появления конкретных людей. Все души, по Оригену, отпали от Бога, и те, которые отпали больше, - нечистая сила, а те, которые отпали меньше, - это мы с вами. И поэтому плохая душа вселяется в нищего, в какого-нибудь негодяя, а хорошая душа вселяется в достойного человека. Так Ориген в сочинении «О началах» объяснял, почему люди разные, и эта идея тоже была анафематствована Церковью. Это то, что касается Платона и Оригена. Очень важный момент во внутреннем содержании философии Платона - софистика.
В современном русском языке слово «софистика» стало почти бранным. Софистов считают манипуляторами словом и обманщиками, а под софизмом понимают неправильное умозаключение, сознательную логическую подтасовку. Между тем, софисты, которых резко критикует Платон, пользуясь, однако, явно «софистическими» приемами, на самом деле сыграли значительную роль в истории мысли, не меньшую, чем сам Платон. Он критиковал софистов с позиций нравственности и обвинил их в том, что они учили людей диалектической, т. е. полемической технике, не прививая им любви к мудрости - религиозной и философской морали, и тем самым создавали ловких демагогов. Насколько Платон был прав в отношении именно софистов, не решусь сказать, но сама его мысль верна - воспитание духовной морали лежит в основе образования. Софисты создали профессиональную философию и, главное, технику философской и научной аргументации. Они сформулировали проблемы, которые пытался решить Платон и которые философия и наука решают до сих пор. Например, проблему общего и отдельного, - скажем, почему и каким образом слово «конь» может означать любого коня и, следовательно, существует ли «конь», как таковой? Но главное, софисты создали первую систему образования, в которой центральное место занимала диалектика - тренировка интеллекта и умение быстро и точно находить доказательные аргументы «относительно каждого данного предмета», как впоследствии определил риторику Аристотель. В тех же целях подготовки «достойного мужа, готового к речи» они впервые построили классификацию предметов мысли и их отношений - топику. Но они учили и критическому анализу мысли и речи. Вот этого уважения к технической стороне мысли и навыка содержательной критики речи, как мне кажется, нам особенно не хватает.
Аристотель систематизировал эту технику мышления. Но, будучи учеником Платона, он подверг критике взгляды учителя. Впоследствии учение Аристотеля стали противопоставлять учению Платона.
А. Б.: Для того чтобы лучше все это представить, нужно сделать небольшое отступление. Проф. О. С. Широков однажды высказал оригинальную мысль о том, что атомистическая теория Демокрита обязана с очень большой вероятностью своим существованием греческому алфавиту. Идея эта глубоко правильная, и, более того, она вскрывает различие между греками и римлянами, а также между двумя важнейшими для европейской культуры принципами в понимании устройства мира.
А. В.: Вспомним, что буква, звук и их обозначение - все вместе по-гречески называется stoichéia (стихия).
Платон |
Здесь можно привести примеры самого разного свойства, сравним, например, греческое и римское право. Аристотель в книге «Риторика» говорит о том, что законов должно быть по возможности столько, чтобы (почти) каждый акт, каждое событие, каждый тип отношений в обществе был хорошо регламентированным тем или иным законом; это нужно для того, чтобы судья легко мог выносить то или иное суждение, опираясь на закон, а не на собственное мнение. Иное дело у римлян. Здесь точка зрения прямо противоположная: лучше, чтобы законов было как можно меньше, как, например, законы 12 таблиц, но при этом каждый закон растолковывался бы уникальным способом для каждого случая справедливым человеком, и это уже будет давать систему права. Тем самым возрастает роль личности (как судьи, так и обвиняемого) в процессе, усиливается интерес к конкретным, неповторимым обстоятельствам дела. Греческое сознание как бы накладывает на мир мелкую сетку дискретных категорий, тогда как римлянам более свойственны (выражаясь терминологически) «системы с нечеткой логикой», с широкими «переходными зонами».
То же с концепцией мира. Демокрит представлял себе мир в виде конструкции из множества а-томов (не-делимых первоэлементов), что само по себе хорошая иллюстрация греческих представлений Греции о дискретности. Ведь каждый предмет может быть поделен без остатка на какое-то число атомов. В учении Платона мы увидим примерно то же самое, но повернутое к нам как бы с другой стороны. Ведь почему над дверями своей академии Платон повесил девиз, гласящий, что не должен входить туда человек, не владеющий геометрией? Это можно объяснить таким примером. Всегда ли сумма углов в треугольнике (на плоскости) равна 180 градусам? На самом деле нет. 180 градусов будет сумма углов только в таком треугольнике, который идеален, тогда как треугольник, от руки нарисованный на бумаге или мелом на доске, уже не будет гарантированно иметь в суме 180 градусов в силу «иррациональности материи». И все учение Платона строится вокруг того же самого: есть мир, который подчиняется строгим математическим, глубоко дискретным отношениям, и наш мир материальный как бы отражение и проекция того мира сюда, точно так же, как идеальный треугольник проецируется на рисунок мелом на доске. (Что касается отношения к иррациональным числам в греческом мире - это отдельная проблема, о которой позволю себе здесь умолчать.) Получается, что есть чистые умозрительные, умопостигаемые отношения, существующие в математическом мире, и наш мир, который является уже иррациональным в том или ином смысле по отношению к этим математическим абстракциям. Отсюда ясно, почему в Античности не были особо развиты естественные науки. Не оттого, что античные люди в этом отношении были примитивны в силу своей рабовладельческой природы, как часто, особенно в советские годы, можно было услышать, - как раз в интеллектуальном отношении они во многом современных людей превосходили; но они считали, что этот самый мир принципиально непознаваем. Никогда в нем сумма углов в треугольнике не будет равна 180 градусам, а окружность никогда не будет представлять множество точек, одинаково удаленных от центра, и т. д. Это особенно касается греков. Здесь Платон поймал ключевой момент, основную мысль, которая была свойственна всей греческой культуре: есть идеальная система отношений, а есть иррациональные провалы и промежутки между этими единицами. И если мы проанализируем всю греческую философию, то практически везде мы увидим представления о дискретных сущностях мира, кроме нескольких учений, утверждавших противоположное. Здесь следует особо отметить, во-первых, Гераклита с его огнем и, сами понимаете, названного темным, а во-вторых, - это, конечно, стоицизм, развивавший учения последнего. Стоицизм не имел такого серьезного продолжения и столь большой популярности на греческой почве, как, например, платонизм, да и с эпикурейством он тягался лишь на равных, - при том, что в Риме учение стоиков нашло дальнейшее развитие, и римляне, даже весьма далекие от философии, с готовностью это принимали.
Так вот, это все к тому, что Аристотель и в этом компоненте является своего рода золотой серединой в европейской философии. Он, конечно, был греком, его мысли по поводу законов я уже пересказывал, его «Категории» известны всем, но тем не менее со своим учителем Платоном он разошелся именно на почве глубоко «дискретного» устройства платоновского идеализма. Аристотель не принимал идеи Платона как основу мира, он первым предложил термин материя (hylē), первым вывел идею неделимого различия между материей и формой: две категории - отдельно материя и отдельно форма, но тем не менее они неделимы. Именно Аристотеля видели основоположником естествознания, его физика предопределила картину мира до Ньютона, а его ученик Феофраст стал отцом ботаники. Да и мысль Платона о том, что какой-нибудь правильный додекаэдр прекраснее «иррационального» человеческого тела, ему была глубоко чужда - в этом смысле он создатель и европейской эстетики. Знаменательна в этом отношении и его «Поэтика»...
- Вы считаете, можно было бы разделить типы культуры на платоновский и аристотелевский?
А. Б.: Да, но все-таки корректнее будет говорить не о платоновском и аристотелевском типе культур, а о дискретном и недискретном. Ведь Аристотель - это скорее середина между дискретными учениями (вроде платонизма или атомизма) и недискретностью теорий типа стоицизма. И действительно, есть два типа европейских государств: одни любят, чтоб все было по ГОСТу, четко - единая столица, стандарты, неприязнь к диалектам, местечковости и т. д. То, что иногда называют имперским сознанием: Древний Рим, Византия; таким является русский тип сознания, так мыслят французы, испанцы, до некоторой степени англичане. А с другой стороны, есть немцы, балканские народы, некоторые скандинавские, балтийские, у которых все исторически было наоборот: землячество вместо унитаризма, диалекты конкурируют с литературным языком, тяга к раздробленности, местным традициям, местным культам. Такими были как раз древние греки.Галилей, Сивилла, Платон, Плутарх. Часть группы антич. философов. Ц. Рождества Христова (Болгария) |
- А чьи идеи, Платона или Аристотеля, оказали большее влияние на европейскую культуру?
А. В.: Платон и Аристотель в европейской культуре - это уже другая история, связанная с к. XVII - нач. XVIII в., это Лейбниц. Учение Лейбница о бесконечных малых и его учение о монаде - это как раз и есть теория, которая сводит представление о недискретности мира, свойственное парапатетикам, т. е. Аристотелю и его последователям, с представлением о дискретности и математических сущностях, которое характерно для платонизма в первую очередь.
А. Б.: Можно привести пример из лингвистики: Фердинанд де Соссюр, конечно, сделал большой переворот в языкознании, это бесспорно, но тем не менее он насаждал дискретность и там, где нужно, и там, где не очень стоит. А главное новаторство тут было в том, что его идеи пришли на смену недискретности в языкознании XIX в. (т. н. исторический подход). Такова мысль де Соссюра о том, что синхрония никаким образом не пересекается с диахронией, что это абсолютно разные вещи.
А. В.: Типичное проявление платонизма.
А. Б.: Что касается Платона, то можно сказать, что его учение больше отражает некий национальный тип сознания. Он ухватил в своем учении то, что было наиболее свойственно грекам. Греки любили все маленькое, свое, атомарное: и сами города-государства по отношению к нации, и сами граждане в пределах города-государства.
- А Византийская империя?
А. В.: Византийская империя была империей одного города - центра. Этот центр подминал под себя все остальное. Возьмем, например, историю Святой Софии: ведь в нее были свезены колонны из Баальбека, из Рима и из всех-всех, какие только могли быть, городов и крупных центров тогдашней империи. Они до сих пор украшают Святую Софию. Что касается средневековой Западной Европы, то здесь целая проблема с Платоном и Аристотелем вот почему: основатель западноевропейского богословия блаженный Августин был совершенно определенным и явным платоником с весьма существенными элементами дуалистического мистицизма: сначала он был манихеем, а потом уже принял христианство. Его многочисленные работы, в частности работы, содержащие теорию знака (знаменитый диалог «Об учителе»), отражают сложные представления об устройстве взаимоименующих сущностей, когда слова языка называют другие знаки и самих себя. Отсюда, кстати сказать, во многом идут более поздние теории, и они связаны с наследием греческого мышления. Но дело здесь не только в Августине. Дело в том, что платонические идеи были характерны для первого самого значительного, самого большого периода истории христианской литературы на Западе. Аристотель стал переводиться на латинский язык примерно со времен Боэция (480-524).
- До этого они существовали только на греческом?
А. В.: Да. Латинский язык еще не имел достаточно разработанной философской терминологии, которую Боэций и изобрел. В переводах Боэция произведения Аристотеля дошли до эпохи схоластики, т. е. до того времени, когда начал складываться готический стиль.
Другим великим человеком, который сильно подтолкнул развитие западноевропейской мысли, был Иоанн Скотт Эриугена (810-877), который был последовательным платоником и мистиком. Произведения Эриугены, которые были отвергнуты западной Церковью по ряду причин, исходили из мистического платонизма, и он оказал очень сильное влияние на мистическое мышление Запада. Это мистическое мышление Запада, связанное, так или иначе, с традицией, восходящей к Оригену, и с появлением переводов Ареопагитского корпуса, было связано с началом схоластики и готического искусства. Дело в том, что идея апофатизма, т. е. восхождения к Божеству через созерцание, идея идеальной конструкции мира легла в основание представлений знаменитого аббата Сюжера (1088-1115), который перестроил аббатство Сен-Дени в Париже, создав прецедент готического стиля в 1-й пол. XII в. С этого начинается развитие готики и - в области мистического мышления - отношения человека к Божеству, ибо готический храм и представляет собой духовное восхождение человека к той самой точке, где, как в Соборе Парижской Богоматери, находится гвоздь от Креста Господня.
Вообще схоластическая философия, классические схоластические работы - Фомы Аквинского, Бонавентуры («Восхождение души к Богу») - строятся именно как платоническая система. Но к тому времени, как стала развиваться готика, после разграбления Константинополя в 1204 году в Западной Европе появилось множество греческих сочинений. С этого времени начинается систематический перевод и осмысление Аристотеля.
- До этого был период забвения Аристотеля?
А. В.: Да, был период, когда Аристотель был недостаточно известен, а в XIII веке делаются систематические переводы его произведений. Его влияние на Западе стало шире. И вот тут-то аристотелева техника оказала громадное влияние на строение схоластической науки. Эта техника воспитывает логическую культуру мышления, но при этом постепенно складывается противопоставление учения Церкви учению Аристотеля, а учение Церкви было платоническим по своему существу. Возникает явное противоречие в главных положениях - и о бесконечности мира, и о всеобщей причинности. Бесконечность мира во времени противоречит Св. Писанию, как и учение о всеобщей причинности, потому что если Бог сотворил мир как необходимое, то мир оказывается необходимой частью Бога - Бог как бы был вынужден сотворить мир. Творение мира контингентно, т. е. не необходимо, и все вещи в мире контингентны, т. е. могут быть, а могут и не быть. Это столкновение иде контингентности мира и идеи его логической организации - и было камнем преткновения в истории схоластики. Отсюда вытекает столкновение реалистов - людей платонической ориентации и номиналистов - людей аристотелевской ориентации.
А. Б.: Тут надо вспомнить знаменитую притчу о глазах крота. Представьте себе ситуацию, когда гуляют по внутреннему дворику, например, Сорбонны двое профессоров-платоников и ведут спор на тему, есть ли у крота глаза. Их спор слышит садовник, который говорит: «Господа, что же вы так напрягаетесь? Давайте я вам сейчас поймаю крота, принесу, и вы посмотрите, есть ли у него глаза или нет». На что те ему говорят: «О, неуч! Что же ты понимаешь в наших философских спорах? Мы спорим не о том, есть ли у конкретного крота глаза, а о том, есть ли глаза у крота, как такового. Поэтому никакой представленный конкретный крот не будет являться доказательством». И в этом кроется глубокий смысл - что было бы с европейской культурой при резком перекосе взглядов в сторону Платона.
Ямвлих. Нем. художник XIX в. |
А. В.: от Аристотеля - эмпирический подход к знанию.
А. Б.: Как кажется, различие между философскими системами Платона и Аристотеля связано с религиозными убеждениями того и другого. То, что Платон имел непосредственную связь с орфизмом, вроде бы доказано. Орфизм, говоря кратко, - учение о двух началах в человеке: дионисийском (божественном) и титаническом (титаны - порождение Земли). Дух - божество, а все остальное - тленная материя. После смерти душа, возвращаясь в Диониса, переселяется из одного тела в другое. При этом, в зависимости от того, какую жизнь ведет человек, поступает он нравственно или безнравственно, душа у него каждый раз вступает в конфликт с материальной оболочкой. И грехи приводят к тому, что душа как бы «прирастает» к этой материальной оболочке. Тем самым переселение души, сильно отягощенной грехами, оказывается весьма затруднительным. Поэтому на этом свете и практикуются различные терапевтические воздействия, которые позволяют душе сбросить то греховное, что накопилось.
- Что это за воздействия?
А. Б.: Если требуется подробное описание, можно обраться, например, к VI книге «Энеиды» Вергилия. Там как раз собраны многие народные представления об этом - то, что вошло в разные апокрифические теории ада, и отчасти чистилища, что мы находим впоследствии у Данте Алигьери. Переселение души предполагает отторжение материи; получается, что материя - это «плохо», а душа - это «хорошо». (Пифагор говорил, что тело - гробница души.) И действительно, у Платона это почти так. А вот Аристотель, который, как кажется, имел непосредственное отношение к Элевксинским мистериям, говорил о другом. Что такое перерождение и воскрешение человека? В Элевксинских мистериях оно сравнивалось не с переселением души, а с прорастанием зерна. Зерно падает в землю и целиком перерождается в новое растение, где и наполнение, и внешняя форма соответствуют чему-то одному единому, целому и неделимому.
А. В.: Кстати, см. «Шестоднев» св. Василия Великого.
А. Б.: Да, Аристотель своим учением о единстве материи и формы как раз и продолжает эту линию недискретного соединения одного и другого и приближается в данном случае к христианскому пониманию.
- Поэтому он среди других античных философов и изображен на фреске Благовещенского собора и на южных вратах Успенского...[3]
А. Б.: Общее впечатление действительно такое, что, в сущности, расхождения между учениями Платона и Аристотеля примерно такого же порядка, как расхождения между этими двумя мистическими религиями - религией Диониса и религией Деметры. Дионисийство было свойственно всей Греции, культ Диониса был распространен в очень многих разных местах, не было его единого центра. И получилось так, что Платон, явно симпатизировавший орфизму вообще и Пифагору в частности, ухватил в своем учении вот это Греческое, как таковое, - да и и учеников у него было много, и сам он был вполне себе любвеобильным человеком. А Аристотелю, сыну врача, все упомянутые мысли орфиков и Пифагора были не по душе; очень может быть, что на этой почве у них с Платоном были и какте-то идеологические разногласия. Да и сам Аристотель был другим: довольно одиноким, заикался, нервный был, вспыльчивый, видимо, бегал из угла в угол, когда пытался на пальцах что-то объяснить ученикам, когда те его совершенно не понимали. Так вышло, что человек, который построил свою систему европейского знания, имел многих последователей, но практически не имел продолжателей; разве что Феофраст, да и тот в масштабе взглядов и личной харизматичности явно уступал своему учителю. И лишь какие-то косвенные связи приводят нас через Праксифана к Каллимаху, к Александрийской школе, там пересекаются со стоицизмом и постепенно, словно ручейками, питают озеро нашей европейской культуры, в то время как учение Платона можно сравнить с устремляющейся туда рекой.
[1] Цит. по: Чумакова Т. В. Рецепции Аристотеля в древнерусской культуре - http://drevn.narod.ru/_edn22
[2] Религиозный праздник в Аттике (Древняя Греция) в честь богинь Деметры и ее дочери Персефоны (Коры), культ которых относится к числу древнейших аграрных культов. Совершавшиеся издревле в Элевсине, после присоединения Элевсина к союзу аттических общин (к. VII в. до Р. Х.) стали общегосударственным афинским празднеством. Справлялись в конце сентября - начале октября; в их ритуал входили среди прочего и собственно мистерии, т. е. представления, в которых изображались горести Деметры, потерявшей дочь, поиски ее и радость по поводу возвращения Персефоны. Детали Э. м., включающих, по-видимому, пантомиму и декламацию священных текстов, неизвестны (по тексту БСЭ).
[3] «В XVII веке образы античных «мудрецов» появляются в русских церквях. Д. Сперовский писал: «...почти одновременно с образование на верху иконостасов яруса с иконами страстей Христовых и апостольских появилось еще одно новое прибавление; это изображение сивилл и философов на тумбах внизу под местными иконами. Изображения философов на иконостасных тумбах сохранились в соборном храме Хутынского монастыря, в николаевской церкви, что в Новгородском Отенском монастыре... эти изображения были совсем неизвестны в русской иконографии ранее XVI века». Наиболее известные изображения античных философов находятся в Благовещенском соборе Московского кремля и на южных дверях Успенского собора в Кремле, на фресках галереи московского Новоспасского монастыря, писанных в 1689 г, изографом Оружейной палаты Федором Зубовым с городскими костромскими иконописцами» (Чумакова Т. В. Рецепции Аристотеля в древнерусской культуре - http://drevn.narod.ru/chumakova_aristotle.htm#_ednref22 )